Собственность мистера Кейва

Я посмотрел на остальных пациентов палаты. Ускользающие души, ведущие свою собственную борьбу со смертью. Старые, изношенные, отжившие свое тела, так не похожие на твое.

– Уйди.

Я снова посмотрел на тебя как на источник шепота. Мне, конечно же, почудилось. Ты была без сознания. Ты не пришла в себя. Может, снова пригрезилось. После случившегося в доме Уиксов мой мозг еле работал.

Я наклонился к тебе.

– Брайони?

Я нервно коснулся твоей руки. Луч света скрылся в одеяле. Я взглянул на медсестру, заполнявшую документы на посту, и намерился сказать ей, что ты, кажется, просыпаешься.

Я начинал понимать, что происходит. Я видел, что все пока еще висит на волоске. Что до триумфальной победы в твоем личном молчаливом сражении еще очень далеко.

Я сделал глубокий вдох.

– Рубен, скажи мне, чего ты хочешь? Чего? Я что угодно сделаю. Пожалуйста.

Медсестра отвлеклась от бумаг и посмотрела на меня. Я слабо улыбнулся и убрал руку с твоей руки. Медсестра нахмурилась, раздумывая, не встать ли из-за стола, но наконец вернулась к картотеке.

– Рубен? – я едва слышал сам себя. – Рубен? Прошу, не обижай ее. Пожалуйста. Ты же любишь ее. Она же твоя сестра. Она ни в чем не виновата. Это я виноват. Во всем. Во всем этом. Я виноват. Я, а не она. Пожалуйста. Я никогда не хотел обидеть вас.

– Уйди.

Луч вернулся, а вместе с ним пришло осознание. Я его бросил. На четырнадцать лет я его бросил, виня плачущего ребенка в том, в чем я должен винить себя. Вся его зависть, леденящая душу злоба – все исходило из меня самого. И если виноват я, то покончить со всем должен тоже я. Я поклялся это сделать. Я вернусь к нему.

Слабое трепетание. Такое слабое, будто его и не было вовсе.

– Детка?

И вот опять. Движение под веками. Сны, выкипающие пузырьками из кипящего котла.

Твой нос слегка дернулся, на лбу проступила морщинка, губы шевельнулись, пережевывая остатки сна. А потом глаза открылись, и ты снова была со мной, моя родная девочка. Живая и в сознании, ты смотрела мне в глаза.

– Пап? – слабым-слабым голосом.

– Брайони. Детка. Не волнуйся. Ты в больнице. Ты ранена, но все будет хорошо.

Ты испугалась.

– Денни?

– Все хорошо. Все хорошо. Он цел. Он скоро придет.

Ты как будто в полной мере поняла, что означают мои слова.

– Мне пора идти, Брайони. Но я вернусь, – в последний миг я солгал, наклоняясь поцеловать тебя в бровь, чтобы ты не видела моих глаз. – Мне пора, детка. С тобой все будет хорошо. Все будет хорошо. Вот увидишь.

Я отошел от твоей постели и сказал медсестре, что ты проснулась. Она вышла из-за стола, чтобы проверить, не ошибся ли я, говоря что-то, чего я не расслышал. На пороге я еще раз обернулся, чтобы в последний раз на тебя взглянуть. Ты смотрела на меня и хмурилась, и по этой упрямой морщинке я вдруг понял, что ты сможешь справиться с чем угодно. Ты переживешь все, что могли сделать с тобой моя жизнь и моя смерть, потому что ты такая же сильная, как твоя мама, и ты схватишь эту жизнь под уздцы так, как ее полагается схватить. Причиненные мной боль и стыд постепенно утихнут, и все останется в прошлом. Ты продолжишь без меня. Полная жизни. Стремлений. Любви.

Живая.

Надеюсь. Я надеюсь на это.

* * *

Я ЧАСТО представлял себе, как пойдет твоя жизнь. О, я предвидел прекрасную судьбу – ты выйдешь замуж за правильного мужчину, вы поселитесь в деревне, ты будешь играть в оркестре – а моя отцовская задача будет состоять в том, чтобы направлять тебя на твоем пути, помогая обходить поджидающие на нем опасности.

Теперь я осознаю свою глупость. Осознаю, как реставратор-самоучка, который рвет обивку, пытаясь ее восстановить. Я сам разрушил свою картинку. Тебя ждет не такое будущее, как я его себе представлял, и это нормально. Единственная цель жизни – принимать жизнь как таковую. Позволять детям искать свой собственный путь, понимая, что ни у кого из нас нет правильных ответов. Откуда у нас ответы, если мы даже не поняли вопроса? Я молюсь, чтобы в твоей жизни не было таких ошибок, как те, что погубили мою.

Я надеюсь, что, когда (или если) у тебя появятся дети, ты будешь любить их поровну, видя, какие они разные. Я надеюсь, ты понимаешь, что хоть мы и можем создавать жизнь, мы не можем ею владеть, и что наше желание оберегать не должно становиться потребностью обладать. Я надеюсь, ты знаешь, что детям принадлежит весь мир только потому, что они в нем появились, потому что в каждом моменте мы проживаем и вдыхаем его красоту.

Его красота – вот она, здесь, на широком участке земли, раскинувшейся передо мной в последний раз. Я помню, как гулял по этим полям за много лет до твоего рождения, как смотрел на бордово-зеленую карту диких трав. Был июль, цвел вереск, и тот вечер был совсем не такой, как сегодняшний. Сейчас красота мира несколько потускнела, но это все равно красота. И я сижу и вдыхаю эту красоту, вдали от машины, и я почти завершил свою задачу. Брайони, мне так хочется задержаться, но я знаю, что меня скоро найдут. Я чувствую, что приближается ночь, а с ней и они.