Собственность мистера Кейва

– О некоей Элисон Уингфилд.

Джордж побледнел и заметно съежился.

– Я не уверена, что сейчас подходящее время, мистер Кейв, – сказала миссис Уикс. Она заметила, что у меня дрожат руки. – Вам, похоже, нужно немного…

– Все хорошо, мам, – проблеял он. – Мы побеседуем.

– Джордж, я не думаю, что…

Он закрыл глаза.

– Побеседуем.

Миссис Уикс сдалась перед настойчивостью сына, но моя ее все еще беспокоила. Мне было интересно – что Джордж ей наплел, чтобы объяснить свои побои. И все же миссис Уикс отступила, а я пошел за Джорджем в гостиную, уставленную такими знакомыми мне предметами из моего магазина. Там стоял сосновый комод, а Арабская танцовщица и Ника с венком устроились на журнальном столике у дивана.

Миссис Уикс отправилась в сад развешивать белье сына, но все равно поглядывала на нас через заднюю дверь.

– Ты солгал, Джордж, – мой голос был тихим, тише, чем его паническое дыхание.

– Да. Я знаю. Пожалуйста, позвольте мне объяснить. Простите меня, мистер Кейв.

– Кто ты, Джордж?

Он был в ужасе.

– Что?

– Я спрашиваю, кто ты. Кто ты? Верный Горацио? Вряд ли. Ты, скорее, Яго. Я просто пытаюсь расставить все на свои места. Что тебе от нее нужно? От Брайони?

– Мне ничего не нужно, – он выставил вперед ладони.

– Тогда почему он тебя избил? За что Денни тебя избил?

– Я не знаю, мистер Кейв. Он сумасшедший, – он не мог поднять на меня глаза.

Я кое-что вспомнил.

– Помнишь тот день в магазине? Ты был наверху. Что ты ей сделал?

Он хрипел и оглядывался на старинную мебель. На комод, который я помогал вытаскивать из магазина его отцу.

– Ничего, – ответил он. – Честно. Я ничего… Я…

– Денни сказал мне совсем другое, Джордж.

Я перехватил внимательный взгляд миссис Уикс, вешающей на веревку клетчатую рубашку Джорджа, и пригласил его жестом на диван, откуда мы были бы не видны ей.

– Садись, – сказал я чуть громче, чем звучала нежная фортепианная мелодия. – Отдышись.

Он медленно и осторожно опустился на диван, но даже это движение далось ему с трудом. Я все еще стоял, но так, чтобы миссис Уикс не увидела нарастающую ярость на моем лице.

– Мне нужен…

– Ты напросился работать в магазин, чтобы подобраться к ней поближе, да? Ты ведь обидел ее? Она была твоей Элисон Уингфилд, не так ли?

– Нет, – произнес он, хватаясь за грудь. – Нет, я не… Пожалуйста… Мне… нужен ингалятор… я задыхаюсь… мне…

– Что?

Слабый указующий жест, как у Платона на фреске «Афинская школа» (помню, с каким лицом ты смотрела в Риме, в музее Ватикана, на этот впечатливший тебя шедевр).

– В спальне… – сказал он, прерывисто дыша, все громче хрипя на каждом вдохе. Он изменился в лице, его пятнистые розовые щеки становились багровыми.

– Тише, Джордж, – я помню, как повторял это, подходя к нему все ближе. – Тише, тише.

А потом я взял подушку и прижал к его лицу. Он схватился за меня, отчаянно потянул за одежду.

– Тише. Тише. Тише.

Я не видел лица Джорджа, и мне было так легко делать то, что я делаю, не обращая внимания на жалобный треск очков под все сильнее прижимающейся подушкой. И спустя еще сотню моих «тише», его мать вдруг оказалась за моей спиной, вопя, как животное – мы ведь животные – хватая меня за воротник, вцепляясь, как когтями, заглушая Бетховена.

Я двинул рукой и попал локтем ей в грудь. Она упала, ударившись головой об угол комода, а я отпустил подушку.

Я понимал, что натворил. Какое темное дело я совершил в состоянии слепой одержимости. Я. Теренс Кейв. Собственноручно.

– Миссис Уикс? Джордж?

Но это были не они. Не они, Брайони. Клянусь, я видел не их.

Я смотрел на диван и видел твоего брата, точно на том же месте, где лежал Джордж. Те же стеклянные глаза, которые смотрели на меня с мостовой. Я видел кровь на его лице. Не призрачную, а вполне настоящую, пропитывающую обивку с узором из геральдических лилий. Потом я обернулся к телу на полу, и увидел не миссис Уикс, а твою маму, в голубой рубашке с подвернутыми рукавами, которая была на ней, когда явились грабители, в той же несуразной позе, что и пятнадцать лет назад.

Твое лицо на больничной подушке было таким бледным и спокойным. Я молился, чтобы на нем появилась хоть морщинка, трещинка на стенке вазы – хоть что-нибудь, что омрачило бы твою красоту.

– Пожалуйста, Брайони, – умолял я, как когда-то умолял Рубена.

По одеялу тянулся тонкий луч света, искривляясь там, где лежала ты.

– Пожалуйста.

Денни рядом не было, он где-то беседовал с полицейскими.

Меня никто не видел, кроме медсестры. Медсестра спросила, не хочу ли я пить. Я сказал «нет», хотя во рту у меня пересохло. Мне казалось немыслимым преступлением заботиться о себе, пока ты беспомощно лежишь здесь. Медсестра незаслуженно одарила меня мягкой улыбкой и тихонько вернулась на пост заполнять бумаги.

Мне казалось, что ты умираешь, так что я не собирался тебя покидать. Полиция скоро идентифицирует пулю и выйдет на меня, даже если Денни им ничего не скажет. Тела Уиксов тоже скоро обнаружат, вот и дополнительные улики. Но мне было все равно. Меня не волновало даже, вернется ли опять Рубен по мою душу или нет. Если тебя не станет, как еще он сможет мне навредить?