Читаем Собственные записки. 1811–1816 полностью

Главная часть нашей колонны состояла из кирасир, 1-я же гвардейская дивизия составляла ариергард. Неприятель следовал за нами, и ариергард наш удерживал его до самого Диполдисвалдау, откуда мы не останавливаясь пошли к Мариенбергу, городку, лежащему на границе Саксонии и Богемии у подошвы горы. В Мариенберге уже съехались все главные квартиры. На сем переходе видели мы австрийскую армию в разброде: тащились отдельно то по нескольку офицеров, то кирасиры; где гусары везли на волах пушки, где фуры, полные женщин, ребятишек и перин. Эти женщины были офицерские и солдатские жены, маркитантки, которые тогда рюмку водки продавали по одному червонцу. Я был так изнурен и голоден, что, увидев по дороге Малороссийский кирасирский полк на привале, решился отыскать малознакомого мне ротмистра барона Трухсеса и просить у него чего-нибудь поесть; он дал мне два или три сухаря. Я ехал особо впереди великого князя для принятия лагерного места.

Приехав в Мариенберг, я, прежде всего, отыскал квартиру Кроссара и зашел к нему. Во время сражения под Дрезденом Кроссар, по обыкновению своему, метался от одного генерала к другому, кричал, советовал, охрип и, наконец, высунув язык, пыхтел, как бешеная собака. Фигура его служила для всех посмешищем. Он был в треугольной шляпе, которой поля от дождя размокли, опустились и накрыли ему со всех сторон голову до плеч. Когда он скакал, то мокрые поля били его по лицу; когда же он хотел говорить, то открывал правой рукой небритую карикатуру свою, которая после опять закрывалась полями шляпы, из-под коей слышны только были вопли:

– Ah, Jesus Marie, les grandes opérations militaires sont au diable, je n’y vois plus rien![154]

Я застал его в Мариенберге, как обыкновенно его застать можно: в рубашке без порток, со стаканом кофею на столе, с намыленной бородой и бритвой в руках. Увидев меня, он много извинялся, что я застал его в таком положении, и хотел бежать на чердак, но я его удержал, и он успокоился. Не то было, когда к нему вошел квартирмейстерской части поручик Хомутов (которого он мало знал) за каким-то делом. Кроссар уронил бритву, носился по комнате и кричал. Он, наконец, упал в углу, накрылся буркой и пролежал в таком положении, пока Хомутов не ушел. Однако Кроссар обнадеживал меня, что он повезет меня еще в тот же день выбирать позицию для всей армии: так он мало знал о том, что происходило, ибо войска уже были расставлены и отдыхали. Ему не было дела тут вмешиваться; но, не желая дать ему чистый отказ, я скрылся от него на чердак. Он меня отыскал и упросил с ним ехать. Куда он меня ни возил! И по лесам, и по горам, находя одну позицию превосходнее другой. Он все скакал, я же ехал шагом, отчего он вынужден был часто останавливаться и дожидаться меня, ибо он боялся, чтобы я не оставил его. Однако я воспользовался удобной минутой, как он высматривал местность, пришпорил лошадь и ускакал.

На другой день, до рассвета, Курута послал меня и Даненберга с квартирьерами и фуражирами 1-й кирасирской дивизии к Теплицу, где приказал нам принять лагерное место для полков. Мы ехали в туманную погоду в горы, отделявшие нас от Богемии; дорога была ужасная, и мы не понимали, каким образом артиллерия и обозы пройдут этими местами между утесами. Если б неприятель стал с Мариенберга наседать на нас, то не должны ли мы тягости наши оставить в ущельях? Мы ехали, разговаривая с Даненбергом, и не приметили, как около 10 часов начали выезжать из гор, и перед нами стал показываться Теплиц. Но как мы удивились, когда, спускаясь с последней горы, услышали частые пушечные выстрелы, раздававшиеся в близком расстоянии. Сражение близ Теплица, за горами, где мы никак не полагали, чтобы мог находиться неприятель. Скоро мы увидели дым от орудий и, наконец, войска наши, коих было очень мало. Мы прискакали в Теплиц, в котором увидели много раненых солдат и офицеров 1-й гвардейской дивизии; но эти раненые не уподоблялись тем, которые часто встречаются в других сражениях: они шли с возможной бодростью, а те, которые еще не совершенно ослабли, перевязывались и возвращались в дело.

В Теплице была большая тревога; все убиралось, ибо ежечасно ожидали неприятеля. Гвардейские солдаты сказали нам, что сражение происходит верстах в пяти от города, что наших очень мало и что неприятель атакует в больших силах, что гвардия понесла очень большой урон и что от самой Пирны идут сражаясь и пробиваясь на штыках.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары (Кучково поле)

Три года революции и гражданской войны на Кубани
Три года революции и гражданской войны на Кубани

Воспоминания общественно-политического деятеля Д. Е. Скобцова о временах противостояния двух лагерей, знаменитом сопротивлении революции под предводительством генералов Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина. Автор сохраняет беспристрастность, освещая действия как Белых, так и Красных сил, выступая также и историографом – во время написания книги использовались материалы альманаха «Кубанский сборник», выходившего в Нью-Йорке.Особое внимание в мемуарах уделено деятельности Добровольческой армии и Кубанского правительства, членом которого являлся Д. Е. Скобцов в ранге Министра земледелия. Наибольший интерес представляет описание реакции на революцию простого казацкого народа.Издание предназначено для широкого круга читателей, интересующихся историей Белого движения.

Даниил Ермолаевич Скобцов

Военное дело

Похожие книги

Тяжелые сны
Тяжелые сны

«Г-н Сологуб принадлежит, конечно, к тяжелым писателям: его психология, его манера письма, занимающие его идеи – всё как низко ползущие, сырые, свинцовые облака. Ничей взгляд они не порадуют, ничьей души не облегчат», – писал Василий Розанов о творчестве Федора Сологуба. Пожалуй, это самое прямое и честное определение манеры Сологуба. Его роман «Тяжелые сны» начат в 1883 году, окончен в 1894 году, считается первым русским декадентским романом. Клеймо присвоили все передовые литературные журналы сразу после издания: «Русская мысль» – «декадентский бред, перемешанный с грубым, преувеличенным натурализмом»; «Русский вестник» – «курьезное литературное происшествие, беспочвенная выдумка» и т. д. Но это совершенно не одностильное произведение, здесь есть декадентство, символизм, модернизм и неомифологизм Сологуба. За многослойностью скрывается вполне реалистичная история учителя Логина.

Фёдор Сологуб

Классическая проза ХIX века
Фауст
Фауст

Доктор Иоганн Фаустус – немецкий алхимик первой половины XVI века, чья слава «великого чернокнижника» была столь грандиозна, что народная молва создала о нем причудливую легенду. Это предание стало частью европейского фольклора и вдохновило множество писателей – как периода Ренессанса, так и современных, – но никому из них не удалось подняться до высот Гете.Фауст Гете – не просто человек, продавший душу дьяволу (хотя писатель полностью сохранил почти все сюжетные особенности легенды), а великий ученый, интеллектуал и гуманист, мечтающий о счастье всего человечества и неустанно ищущий пути его достижения. Он сомневается, совершает ошибки, терпит неудачи, но продолжает свой подвижнический труд.«Фауст» – произведение, которое Гете писал почти всю жизнь, при всей своей сложности, многоплановости, при всем том, что в нем нашли отражение и античные мифы, и немецкий фольклор, и философские идеи разного времени, и библейские сюжеты, – удивительно увлекательное чтение.И современный читатель, углубившись в «Фауста» и задумавшись над смыслом жизни и даже над судьбой всего человечества, точно не будет скучать.

Иоганн Вольфганг Гёте

Классическая проза ХIX века
Эликсиры дьявола: бумаги найденные после смерти брата Медардуса, капуцина
Эликсиры дьявола: бумаги найденные после смерти брата Медардуса, капуцина

В данном издании представлен роман Эликсиры сатаны, посвященный любимой для Гофмана теме разрушительному действию темной половины человеческой личности. Причем вторжение зла в душу человека обуславливается как наследственными причинами, так и действием внешних, демонических сверхъестественных сил. Главное действующее лицо монах Медардус, случайно отведав таинственной жидкости из хрустального флакона, становится невольным носителем зла. Повествование, ведущееся от его лица, позволяет последовать по монастырским переходам и кельям, а затем по пестрому миру и испытать все, что перенес монах в жизни страшного, наводящего ужас, безумного и смехотворного…Адресована всем, кого притягивает мир таинственного и необычного.

Эрнст Теодор Амадей Гофман

Классическая проза ХIX века