Собственные записки. 1829–1834

Вскоре я получил записку от военного министра, коей он приглашал меня заехать к графу Нессельроде. Граф Нессельроде объяснил мне вкратце поручение сие, заключающееся в угрозе, которой государь желал устрашить египетского пашу, восставшего против султана [Махмуда II] и подвигавшегося с успехом в Анатолию. Нашествие его грозило падением Турецкой империи, коей слабое и расстроенное состояние было для нас самым лучшим поручительством в спокойствии границ наших с южной стороны, в смутных обстоятельствах Европы и в предвидящейся всеобщей войне по делам Бельгии[50]. Завоевание Турции Магмет-Али-пашой могло, с возведением нового лица на престол, возродить и новые силы в сем упадающем царстве и отвлекать внимание наше от дел Европы; а потому государя всячески занимало сохранение султана на колеблющемся престоле его. Я был избран для угрожения Магмету-Али, и казалось мне, что сия мера была уже вторичная, что первая мысль государя была послать немедленно войска на вспоможение султану, но что он остановился в сем, как потому, что экспедиция такого рода была бы весьма тягостна для нас, так и потому, что не были уверены, примет ли с удовольствием такого рода участие сам султан, недоверчивый к дружбе государя. Казалось мне, что с отменением сего предположения пришла мысль угрозить сперва паше Египетскому, в надежде, что он удовольствуется преимуществами, им уже приобретенными; но и к сей угрозе надобно было согласить султана, который бы мог бояться, чтобы под сим предлогом не скрывались какие-либо тайные сношения с Египтом во вред Порте. Посему поручение, на меня возлагаемое, и имело в виду два предмета: первое, убедить султана в дружбе и расположении государя и склонить его к допущению моей поездки в Александрию; второе, в угрожении Магмет-Али-паше и склонении его к покорности султану, не входя в какие-либо посредничества для сего примирения.

Граф Нессельроде указал мне в общих чертах цель правительства нашего и спросил меня, приму ли я на себя исполнение сего. Я отвечал ему, что имею к сему всю добрую волю; что же касалось до моих способностей для порученности такого рода, то я предоставлял о сем судить тем, кто меня к оному назначал.

Сим и покончилось первое свидание мое с Нессельроде, которое не было продолжительно. Он хотел о сем доложить государю и прислать ко мне вчерне написанную инструкцию, дабы я, прочитав ее, мог на ней сделать те замечания, которые сочту нужным для пополнения или перемены некоторых статей в оной.

Граф Нессельроде показался мне человеком весьма обходительным, добрым, но имеющим весьма мало самозависимости. Он вообще воздерживается отвечать на возражения и откладывает отзывы свои до другого дня, как будто опасаясь дать их без посредничества совещателя, не любит сноситься на словах и избегает подробного разбора предметов; при всем том приемы его доставляют ему всеобщее расположение знающих его, и он казался мне чуждым всяким козням, поселившимся между лицами, приближенными к государю.

Через несколько дней я получил инструкцию. Требовался скорый ответ. Так делаются все дела в министерствах в Петербурге: медлят в самых поспешных делах и требуют исполнения скорого, несоответственно даже возможности, как будто стараясь сей мерой прикрыть свою медленность.

Орлов, который со мною рядом жил, сблизился со мною по сему делу, которое, полагаю, не было ли сначала на него возложено; но дело сие, кажется, не согласовалось с его желанием, и весьма может статься, что он сам меня предложил государю на свое место. Ловкий царедворец сей, не занимая никакого места, пользуется особенной доверенностью государя и не выставляет сего. Он одарен большими способностями, приятной наружностью, бойкостью и всей ловкостью, которую можно иметь, дабы успеть в своих видах; при том же нрав его, приемы и правила более привлекательны других лиц, и он без сомнения на блистательной стезе при дворе. В сем случае показал он мне много обязательности и доверия. Он предложил мне свои услуги во всех родах, и обещания его, верно, не были коварны или легковерны; притом же он поставил меня в совершенную известность лиц, с коими я должен был находиться в сношениях в Петербурге. Я вскоре увидел, что путь сей, хотя не прямой, но должен быть самый действительный и не пренебрег оным, и я узаконил оный, предварив графа Нессельроде в одно из свиданий наших о сношениях моих с графом Орловым, что он и признал, сказав мне, что от Орлова ничего не скрыто и что я всегда могу с ним о сем говорить, тем более что Орлов при заключении мира с Турцией был употреблен по дипломатической части и отправлен к султану, и что сведения, которые он мне даст, будут для меня весьма полезны.