Событие

Марья Дмитриевна тоже осталась недовольна девочкиным лицом. Слишком измученное и бледное, но никакой торжественности в нем не просматривается. Устала, что ли? Так от чего тут устать? Всего пару часов у гроба постоять. Не в очереди же за курами стоит! И еще ученица зачем-то делала ей глазами какие-то знаки. Чего хотела? Но смысла разгадывать эти странные кривлянья учительница не видела – гораздо важнее подойти к директрисе школы и собрать бонусы за свою находчивость. Подумаешь, немного сымпровизировали, подправили несоответствующую правде историю и самую мелкую в классе (и по возрасту, и по росту) девчонку на пару часов приняли в пионерки. Зато как хорошо получилось! Оба родителя у нее воюют там, в нужном месте, значит, именно эта девчонка должна стоять у гроба. Ну, и зонтик, опять же, потом в благодарность подарят… Если, конечно, не привезут их в таких же цинковых махинах.

Писать хотелось уже совсем нестерпимо. Гораздо сильнее, чем когда смешно или страшно. Просто очень хотелось писать. Ей непременно нужно было на что-то отвлечься и зажать свободную от салюта руку в сильный кулачок. Такой кулачок, чтобы пальчики с обгрызенными ногтями намертво впились в ладонь. Сжала. Чуть отпустило. Кулачок маленький, но очень крепкий. И кулачок этот не раз влетал в нос обидчику или обидчице, если те вдруг пытались что-то отнять или обозвать «сироткой». Мало кто верил, что она на самом деле не сиротка. Какой такой Афганистан? Какая такая война? Война давно закончилась, Советский Союз победил, и нечего тут заливать про папу подполковника и маму, поехавшую воевать вместе с ним. Сиротка, и все тут.

Тогда черный гнев застил глаза, и в ход шло все подряд. Не только маленький сильный кулачок, но и лопатки, камни, палки… Многие мамаши приходили жаловаться к тетке, предъявляя той расквашенные в кровь лица своих отпрысков, бросая напоследок: «Звереныш, а не дите у вас». Тетка всегда обещала меня примерно наказать, но никогда этого не делала. Звала пить чай с хлебом-маслом и, чтобы приструнить, грозила: «Не возьму тебя в воскресенье в Ялту гулять». Но всегда брала, потому что к воскресенью все обычно забывала.

Оксане не верили, что она не сирота, даже тогда, когда девочка выносила во двор красивые «несоветские» открытки, которые из Афганистана в конвертиках «полевой почты» присылала мама. С изображениями либо милых котят, либо красивых девочек, наряженных в платьица неземной красоты. На другой стороне родители писали: «Дорогая наша девочка, этот котенок очень похож на тебя, мы тебя очень любим и скоро приедем». А сколько раз девчонки во дворе пытались выменять эти открыточки на что-нибудь другое! На серию календариков «Советский цирк», например, или на десять плоских крышек от Дюшеса. Но эти открытки были жестко несменяемыми. Правда, парочка все-таки пропала. Украли, наверное, девчонки…

Пам-пам-парам, пам-па-парам-пам-парам… вбивался в мозг каждому находящемуся в школьном парадном вестибюле траурный марш Шопена. Сашкина мать время от времени бросалась на гроб, пытаясь заглянуть в окошко и разглядеть то, что осталось от ее сына, который всего лишь какой-то год назад сводил с ума и эту самую директрису, и этих учителей, и торжественную, как пиковая дама, Зою Мироновну.

Лейтенант опять поменял солдатиков. «Пионеров» менять оказалось не на кого, второй пары с «правильной биографией» в школе не нашлось. Пока солдатики рокировались местами, пионерам разрешали ненадолго опускать застывшую в салюте руку. Серега Шульгин в этот момент начинал корчиться и строить такие трагические лица, что все понимали: «Да… парень настрадался… не зря его сюда поставили». А вот кнопка эта в пионерском мешке, как замороженная стоит, не шелохнется. Словно неживая. Только глазами вращает во все стороны и кулак зажала так, будто собирается врезать кому-нибудь.

Зоя Мироновна подошла к пионерам и с сожалением прошипела: «Еще полчаса, и гроб повезут хоронить. На кладбище вас решили не брать. Только солдаты поедут. Пионеры, увы, не нужны…»

Пионервожатая школы уже видела себя награжденной почетной грамотой за проявленную похоронную активность. Кроме того, она решила внести в райком комсомола блестящее, по ее мнению, патриотическое предложение: назвать безымянную школу № 3 Киевского района города Симферополя «Школой имени Александра Бойко, интернационалиста и воина, павшего в борьбе за светлое будущее».

«Так! Последний выход голубок!» – скомандовала Зоя Мироновна. Девочки в белых гимнастических трико и в коротких юбочках торжественно затанцевали перед гробом, размахивая лентами. Дырка на колготках одной из маленьких танцовщиц уже расползлась на половину пятки, поэтому взгляды почти всех «скорбящих» в зале то и дело невольно приковывались именно туда. Даже Сашкина мама на какое-то время перестала рыдать и уставилась на бесстыже сверкающую босотой пятку.