События и люди. Издание пятое, исправленное и дополненное.

Уже в конце 1960-х годов Н. Г. Басов, став директором ФИАН, начал искусственно раздувать квантовую радиофизику. А. М. Прохоров от него не отставал. Квантовая радиофизика проникала повсюду: от медицины до обороны. Вся оборонная промышленность была разбита на две части, одна из которых шла под флагом Н. Г. Басова, а другая — под флагом А. М. Прохорова, который к этому времени стал академиком-секретарем ООФА АН СССР. О том, как они были ослеплены квантовой радиофизикой, замкнуты на ней и не замечали ничего вокруг, говорят их следующие высказывания. Н. Г. Басов, когда в конце 1960-х годов появились импульсные сильноточные релятивистские электронные пучки и перед физиками возникли новые перспективы, на предложение заняться ими в ФИАН, ответил: «Зачем? Нам на перспективу и лазерной физики хватит!» В результате О. В. Богданкевич покинул ФИАН, а я не пошел за Басовым, считая его консерватором в науке. А. М. Прохоров во время спора в 1988 году о необходимости теоретического отдела ИОФАН сказал мне: «Мне нужен такой теоретик, который рассчитает, как я должен сверлить зуб с помощью лазера, чтобы он не перегрелся и не растрескался!» Правда, буквально через неделю все-таки открыл мне теоретический отдел. Наверное, понял его необходимость, а скорее всего попросту решил: хороший парень этот Анри; если ему так хочется теоротдел, почему не создать его! Но об этом потом. Сейчас же я хочу подчеркнуть, что вражда между Н. Г. Басовым и А. М. Прохоровым принесла много неприятностей ФИАН: в частности, именно по этой причине они не могли проводить в Академию своих людей, чем прекрасно воспользовался ИАЭ (вначале Л. А. Арцимович, потом Е. П. Велихов и А. П. Александров) и ИФП (Я. Б. Зельдович и И. М. Халатников), которые почти полностью оккупировали Академию своими людьми. Да и сейчас Ю. А. Осипьян, Б. Б. Кадомцев и А. В. Гапонов-Грехов бурно толкают в РАН своих. В ФИАН создалось очень неприятное положение: почти 60 % сотрудников института занималось лазерами, причем в огромных отделах Басова и Прохорова по существу делали одно и то же. В финансовом же отношении они поглощали более 80 % денег, поступающих в институт. Правда, в основном они их и зарабатывали. Но о развитии других направлений они не думали. Долго так не могло продолжаться, и ФИАН распался. Вначале выделился Институт ядерных исследований А. Н. Тавхелидзе (это дело рук А. М. Маркова), а потом ИОФАН под руководством А. М. Прохорова. И вот с 1982 года я — в ИОФАН.

С моей точки зрения, из этих двух открывателей квантовой радиофизики, по-видимому, Н. Г. Басов был инициатором этого направления науки. Иначе нельзя объяснить того, что, проучившись четыре года в мединституте и пройдя всю войну, он поступает в МИФИ «уже зараженным идеей стимулированного излучения А. Эйнштейна и с твердым желанием получить физическое образование для реализации этой идеи». По-видимому, это так. А. М. Прохоров же — более образованный и с большей физической интуицией. Он позже, чем Н. Г. Басов, начал загружать себя общественно-политической и административной работой. И мне кажется, что он хорошо понял молодого аспиранта Н. Г. Басова, пришедшего в ФИАН в 1950 году, поддержал его, помог, и не просто помог, а, думаю, внес решающий вклад в реализацию стимулированного излучения. Он предложил открытый резонатор и заслуженно считается вместе с Н. Г. Басовым родоначальником квантовой радиофизики[23].

Все было хорошо, пока они дружили и ФИАН процветал. Но вот после получения Ленинской премии А. М. Прохоров отказался от места зам. директора ФИАН, а Н. Г. Басов на него согласился. Сразу же они начали расходиться, все больше и больше ссориться, пока совсем не переругались и не разошлись полностью. Именно в этот период, начавшийся в 1970-е годы, я не остался с Н. Г. Басовым, а вместе с М. С. Рабиновичем пошел за А. М. Прохоровым. Все шло благополучно до смерти М. С. Рабиновича. После же его смерти, как я уже говорил, лабораторию возглавил Л. М. Коврижных и наши отношения с А. М. Прохоровым начали портиться. И здесь я хочу рассказать об одном эпизоде, из которого я сделал вывод, что передача лаборатории Л. М. Коврижных была заранее запрограммирована М. С. Рабиновичем и И. С. Шпигелем.

До смерти М. С. Рабиновича А. М. Прохоров почти не знал Л. М. Коврижных. Меня же он знал хорошо. Ведь я вел большую работу по оборонной тематике и даже в 1982 году, когда А. М. Прохорову показали объекты в Химках и МРТИ на Варшавском шоссе, он как-то сказал своей секретарше Л. М. Кальченко: «Все сделал Анри, а они у него отнимают». Тем не менее, когда умер М. С. Рабинович, нас, заведующих секторов лаборатории, собрал А. М. Прохоров и извиняющимся голосом сказал: «Я предлагаю в качестве заведующего Л. М. Коврижных. Анри, ты известный во всем мире ученый, но, к сожалению, грузин и очень темпераментный». Единственный ответ, который я сумел тогда найти, был таков: «Спасибо, А. М., хорошо, что Вы не считаете меня сыном И. В. Сталина».