Сочинение

Серёжа бегом отнёс сумку на кухню и вернулся, чтобы помочь маме снять шубу. Чёрный мех на свету отливал синевой, мокрые ворсинки, каждая в отдельности, поблёскивали, топорщились игольчато. Не удержавшись, Серёжа обнял маму сзади за плечи. Он понял, что очень любит маму. Это было похоже на узнавание после продолжительного отсутствия, когда каждая мелочь — лишнее напоминание о детстве, о счастье; и всё вместе — в радость.

Но вот за стеной в соседней квартире (хотя казалось, прямо в шкафу, где висела одежда) что-то, щёлкнув, ожило и зашипело с таким яростным отчаянием, с каким шипит только старый дворовый кот Тимофей, окружённый собачьей сворой, скрипнули, повернулись какие-то невидимые колёсики, и пробило пять раз — кшш-бом! кшш-бом! кшш-бом!

Это пробудились соседские старинные часы в дубовом резном футляре. Через равные промежутки, натужась, они исправно отбивали за стеной положенное время. Они были как напоминание. Ведь всегда существовало впереди что-нибудь такое заманчивое, желанное, о чём Серёжа мечтал тайком ночами, к чему стремился, торопя дни.

А время тащилось до ужаса медленно. Дни выстраивались в затылок нескончаемыми рядами, похожие друг на друга, как солдаты в серых шинелях, сливались в одно, пропадали бесследно. И он каждое утро с радостью отмечал, что вот и ещё приблизился хоть на немного заветный срок.

Но сбывшиеся мечты всегда приносили с собой разочарование, на деле оказываясь проще, будничнее того, к чему стремился. А время, время его ещё только взбиралось в гору неторопливо, чтобы потом когда-нибудь, взобравшись наконец на самую вершину, полететь, покатиться под уклон безудержно, неостановимо, теряясь в облачке серой едкой пыли…

Часы напомнили вновь о школьном вечере, которого ждал нетерпеливо целых три недели. А стал приближаться заветный день — и забыл, совсем забыл о нём, задавленный свалившимися внезапно бедами. И мечтал уже только о том, чтобы как можно дольше не наступала прежде такая желанная суббота.

Но горести и тревоги рассеялись так же внезапно, как и возникли. Словно и не было их. И вот, вывалив из шкафчика на диван весь свой гардероб, Серёжа, счастливый, собирался на вечер.

2

Внезапно Серёжа поймал себя на том, что снова идёт в обход. Не кратким путём мимо детского сада, через дырку в заборе, окружающем школьный двор, а как последнее время ходил — пересекая скверик, где в зеленовато-синем сумраке графически чёткие чернели стволы деревьев, чтобы потом в тени забора прошмыгнуть к железным воротам и выйти прямо к школьному крыльцу. Так меньше всего было шансов встретиться с Демьяном. Серёжа остановился и рассмеялся: настолько далёкими, ненужными показались теперь мысли о Демьяне, о сочинении, настолько глупыми — волнения и страхи прошедших дней.

В центре ярко освещённого, непривычно праздничного вестибюля школы, напротив двери невозмутимо, как статуя, высеченная из гранита, возвышалась завуч Нина Петровна в тёмно-сером шерстяном платье, подчёркивавшем огромную грудь её и широкие бёдра. А рядом суетилась вспотевшая уже и совсем несолидная Клара Викторовна. Стянутые на затылке узлом каштановые волосы её прядками растрепались по щекам. Клара Викторовна подлетала к проходящим мимо ребятам, хватала за рукав первого встречного цепкими сильными пальцами и заглядывала в лицо с такой настойчивостью, словно пыталась вскочить к нему в глаза.

— Серёгина! Посмотри-ка, посмотри на меня внимательно! Вот так. Не перепутаешь? Твой выход после Фонарёва. И не торопись, не бубни себе под нос, ради бога. Побольше чувства. Марина! Мариночка! Нет, ты, пожалуй, иди. Иди… Толя! Краснощёков, я тебя, тебя, между прочим…

Это была опять привычная, знакомая Клара, а та, вчерашняя, пропала бесследно. И Серёже даже не верилось, что он видел её — такую — вообще.

Дверь со скрипом, дыша холодком, открывалась и закрывалась поминутно. Входили, отряхивались, исчезали на миг в раздевалке и появлялись оттуда — принаряженные, повзрослевшие, независимые, — чтобы, не останавливаясь, даже не сбавляя шагу, пройти мимо завуча Нины Петровны и мимо Клары, обронив на ходу небрежно скомканное «Здрасте», словно встречались впервые за целый день.

До чего же были они не похожи сейчас на тех мальчишек в одинаковых форменных костюмах, у некоторых уже прожжённых на рукавах, выпачканных неизвестно где найденной краской, на тех мальчишек, вечно летящих по лестницам, прыгая, как кузнечики, через три ступеньки, галдящих, пинающих друг друга, плюющихся пшеном и жёваной бумагой из тонких латунных трубок.