Вскоре я покинул лагерь. Ехал молча, стоя на задней площадке, смотря в окно. Вокруг стояли малознакомые ребята. Они не обращали никакого внимания на меня. Я же: молча размышлял о Милде. Что если она бы осталась у бабушки, в нашем городе? Это немыслимо, конечно, но всё же. Продолжила бы она знакомство со мной? Стала бы дружить? Наверняка, она очень хороший друг. Гораздо лучше, чем я. И нашем в обществе она спокойно найдёт своё место, без труда. Найдёт себе новых друзей. А я как? С моими, крайне сложными взаимоотношениями с одноклассниками, стала бы она и дальше общаться? Или — отвернулась бы, как многие от меня и начала бы «звездить»? Потенциал есть. Наверное, всё же — нет, думаю: не стала б. Однако, ей пришлось бы непросто. Может, и лучше — что мы расстаёмся. Останемся в памяти друг друга такими же, как сейчас — 28 июня 1988 года.
Высадили нас там же, где и взяли четыре недели назад. У мемориала погибших в Войне. Там уже дожидались родственники и близкие. Радостно встречая детей, они счастливые расходились по домам. Меня никто не встречал. Мать на работе. Придётся сейчас идти к ней за ключом. Иначе — ждать до вечера, пока не придёт сама. В стороне я увидел Милду. Она стояла с бабушкой и мамой, что-то выглядывая. Увидев меня, она заулыбалась и замахала рукой. Я так же — улыбнулся как мог и помахал в ответ. Всё же жаль, что нам пришлось расстаться. Кто знает — может увидимся когда? Хотелось надеяться. Во всяком случае, в моей душе её светлый образ оставил неизгладимое впечатление на всю жизнь. До встречи, светлый человек!
Глава 21. Постскриптум, или что-то около того
Как и предсказывали — Союз распался. Народы бывшего СССР очутились в совершенно другом мире. Жизнь стремительно менялась и то, что ценилось в конце восьмидесятых быстро превратилось в никому не нужный хлам. Время неукоснительно шло вперёд, и мы с улыбкой взирали на пионерию, её традиции и атрибуты. Постепенно появлялась ностальгия по прошлому. Мало кто вспоминал то легкомыслие, с которым мы расставались с прошлыми идеалами.
Про своих друзей я мало что знал. Пьер окончил среднюю школу и навсегда уехал из города. Где он осел в итоге — никто не знает до сих пор. Лёха Кистенёв — ожидаемо сел, лет в пятнадцать. Освободился из заключения уголовным авторитетом. В начале нулевых по НТВ в криминальной хронике однажды рассказали: Алексей Кистенёв, из поколения молодых воров в законе, погиб в ходе бандитской разборки в Подмосковье. Паспортное фото погибшего не оставило никаких сомнений, что это был мой давний приятель по пионерскому лагерю. Покойся с миром. Я буду тебя помнить, как хорошего друга.
В десятых годах — повсеместно появился высокоскоростной интернет. Для меня гораздо удобнее стало читать новости именно из «всемирной паутины». Поздней осенью 2018-го я наткнулся в ленте на сообщение — что в Литве арестовали несколько человек по подозрению в шпионаже в пользу России. Сердце учащённо забилось, и я тут же кликнул на соответствующий заголовок. Оказалось, что в прибалтийской стране долгое время действовала некая полулегальная политическая организация. Она была известна своими обличениями событий в Вильнюсе 13 января 91-го. Публичное сомнение в официальной версии трагедии, то есть — что в людей стреляли именно советские солдаты, а не «Саюдис» (тогдашний кружок местных националистов), там считается уголовным преступлением. Теперь несколько человек предстали перед судом как российские шпионы и диверсанты, борющиеся против возрождения нацизма. Среди прочих фамилий нашлась и моя знакомая — Милда Буткевичюте. Даже фото прилагалось. Сидит в зале суда, в клетке и наручниках, полноватая блондинка. Надо же — встретил бы на улице — ни за что бы не узнал. Изменилась. Да и одежда на ней вполне себе заурядная. У нас так теперь подобными нарядами никого не удивить. Только взгляд остался тот же. Такой же — пламенный и фанатичный. Она самая! Оставалось только пожелать ей удачи. Сохранила верность светлым идеалам, у них там за это наказывают. Бог в помощь! Значит, не зря нас организовывали в загородные лагеря. И это отнюдь — совсем не про отдых. Чувствовалась какая-то высшая задача, которая ещё не до конца осознаётся. Цель, которая выше государственных идеологий. Что-то близкое к религии. Близкое, но немного не то.