Я пожалуй не знаю русскихъ эмигрантовъ (изъ числа любителей литературы, разумеется), которые не предпочитали бы русскаго Набокова англшекому, что довольно естественно. Такъ думала и покойная сестра его, Елена Владим1ровна Сикорская, которая, въ отлич1е отъ большинства даже и искушенныхъ въ литературе русскихъ, глубоко понимала и англшеюя вещи брата. Но одно дг>ло «ближе», а другое «лучше», и въ извъхтномъ артистическомъ смыслоё англшскШ Набоковъ ушелъ далеко отъ Сирина, въ томъ же об- щемъ направлены. Эта тема завела бы насъ дальше, чъмъ принято въ такихъ бесъ-дахь. Скажу только, что железнымъ иротезомъ можно гнуть пятаки, но затруднительно подбирать ихъ съ полу, и что нъкоторыя вещи могутъ быть названы по-англшски, но не по- русски. Хорошо это или нътъ, другой вопросъ.
Онъ сталъ записывать на разлинованныхъ ок- сфордскихъ карточкахъ «Лолиту» отчасти потому, что удобнъе писать, держа такую карточку на коль Н'Ё или на ладони: большая часть книги была написана во время лтзтняго автомобильнаго путешеств1я на за- падъ Америки. СмЪжныя по тем-Ь или сценЪ стопки он стягивалъ широкой резинкой, потомъ клалъ въ коробку (но не сапожную, конечно, какъ кто-то недавно нанисалъ). Техничесшя преимущества такого способа передъ записью на листахъ бумаги для Набокова очевидны. Онъ какъ известно сочинялъ свои книги въ воображенш, цЪликомъ и въ значительныхъ под- робностяхъ, а записывалъ и развивалъ темы и соеди- нялъ части потомъ, причемъ не подрядъ и обычно не отъ начала. Это конечно Дълаетъ задачу даже частич- наго возстановлешя не доиисаннаго на % текста сугубо неразрешимой.
Въроятно, съживымълюбоиытствомъ; но пользоваться сомнительными услугами вычислительныхъ машинъ скорее всего не сталъ бы, предоставивъ это женЪ или секретарю. Вы знаете, что онъ никогда не садился и за пишущую машину, которая была изобретена незадолго до его рождешя. Для этого много причинъ практическаго и философическаго характера, но главная въ томъ, что всякш настоящш писатель знаетъ, или по крайней м-ЬрЪ чувствуетъ, тончайшую, но ненарушимую связь между образомъ выражешя (въ его высшихъ формахъ) и правой рукой съ писчимъ инструментомъ въ трехъ пальцахъ. Первоначальна только рукопись, а никакъ не машинопись. Строго говоря, ни одинъ шедевръ ни въ прозт>, ни тъмъ болг>е поэтическш, не былъ и не можетъ въ принципт, быть написанъ иначе какъ десницею. На ремингтонахъ и макинтошахъ можно сочинять или «писать» всякую всячину (не говорю тутъ о иерепечатыванш перебъ- ленной рукописи, это дъло обычное), что и дЪлается сплошь, но такимъ опосредованнымъ способомъ ничего нельзя создать въ высшихъ художественныхъ разрядахъ: ручная работа отличается от машинной.
Помилуйте, я вь-дь не актеръ. Да и ничего такого для честнаго перевода не требуется: нужно главнымъ образомъ максимальное (техническое и историческое) знаше обоихъ языковъ и знаше стиля перелагаемаго автора. Нуженъ такъ же воспитанный на хорошихъ образцахъ вкусъ и некоторая сила въ правой рукъ.
Что касается «Лауры», то, читая и разбирая ее для своей задачи, я пожалуй почувствовалъ острее, чъмъ прежде, какими путями Набоковъ продергиваетъ нить темы смерти, всегда поблескивающую въ его книгахъ, но здъсь (какъ, въ меньшей степени, и въ предыдущемъ романъ) звучащую другимъ тономъ и съ другой высотой, можетъ быть менъе уверенно. Пе- редъ лицомъ смерти самый уверенный въ себъ сочинитель можетъ иначе смотръть на свои сочинешя. «Даръ» кончается словами «…и не кончается строка»; «Евгенш Онъгинъ» — «Блаженъ, кто праздникъ жизни рано / оставилъ, не допивъ до дна / бокала полна- го вина, / кто недочелъ ея романа, / кто вдругъумълъ разстаться съ нимъ».
Набоковъ не дописалъ своего послъдняго романа, и скончался не кончивъ строки, но — какъ я пытаюсь показать въ концъ своего послъслов1я — можетъ быть, когда онъ понялъ, что умираетъ, эта книга, да и самое сочинеше книгъ, не имъли уже для него прежняго значешя, и оттого-то онъ — какъ знать? — просилъ жену сжечь написанное: за ненадобностью.