Сочинения

– Ради Бога, не делайте этого, – воскликнула баронесса. – Рабочие и крестьяне, пожалуй, бросятся на Туш. Калист истый бретонец и достойный представитель своего рода; случись он тут, быть несчастью, потому что он будет защищать ее, как будто дело идет о Пр. Деве.

– Вот и десять часов, желаю вам спокойной ночи, – сказал аббат Гримон, зажигая свой фонарь, который весь блестел чистотой, свидетельствуя, как заботливо смотрела за хозяйством его экономка. – Кто мог бы подумать, – продолжал он, – что молодой человек, вами выкормленный, мною воспитанный в христианских воззрениях, горячий католик, ребенок, живший, как невинный младенец, вдруг погрязнет в такой тине?

– Да верно ли все это? – сказала мать. – Какая же женщина может устоять перед Калистом?

– Лучшим доказательством этого служит долгое пребывание этой чаровницы в Туше. За все двадцать четыре года, прошедшие с ее совершеннолетия, она никогда так долго не засиживалась здесь. К счастью для нас, ее появление было всегда недолговременно.

– И сорокалетняя женщина, – продолжала баронесса. – Я слышала в Ирландии, что такие женщины особенно опасны для молодых людей.

– В этом я совершенный профан, – сказал священник. – И умру в таком же неведении.

– Ах, и я также, – наивно возразила баронесса. – Как бы хотелось знать, что такое любовь, чтобы следить за Калистом, чтобы дать ему совет и утешить его.

Священник вышел на чистенький дворик не один: за ним последовала и баронесса в надежде, не услышит ли шаги Калиста по Геранде: но до нее только доносился стук медленных, тяжелых шагов священника, которые постепенно замолкли вдали и прекратились, когда перед ним открылись церковные ворота. Бедная мать вернулась в дом с отчаянием, думая о том, что весь город уже знает про то, что она считала тайной от всех. Она села, подрезала фитиль в старинной лампе и взяла в руки вышиванье в ожидании Калиста. Баронесса льстила себе надеждой, что таким путем она заставит сына возвращаться домой раньше и проводить меньше времени у мадемуазель де Туш. Но расчеты ее материнской ревности оказались неверны. Изо дня в день, визиты Калиста в Туш делались все продолжительнее, и возвращался он домой каждый вечер все позднее: накануне он вернулся только в полночь. Баронесса, поглощенная своими тревожными материнскими думами, быстро делала крестики по привычке думать и работать одновременно. Если бы кто увидал ее, склоненную над работой при свете лампы, среди стенных панелей, которым было, но крайней мере, лет четыреста, всякий восхитился бы этой чудной картиной. Цвет лица Фанни был настолько прозрачен и кожа так нежна, что, казалось, все ее мысли можно было прочесть на ее светлом челе. Она спрашивала себя, вдруг охваченная любопытством, которое иногда овладевает невинною душой нравственной женщины, какими демонскими тайнами владеют эти жрицы Ваала, что так чаруют мужчин и заставляют их забыть и мать, и всю семью, и родину, и свои интересы. То ей вдруг сильно хотелось увидать эту женщину, чтобы самой судить о ней. В ее ушах еще звучали слова священника о вредном влиянии нынешнего века на молодые умы, и она со страхом представляла себе, как испортится нравственность ее сына, бывшего до сих пор невинным, как молодая девушка, с которой он мог поспорить своей чистой красотой.