Сочинения

Эти горькие мысли сжали сердце баронессы, и радостное чувство сменилось грустью. Пожалуй, покажется странным, что, имея всего три тысячи ливров дохода на семью из шести человек, баронесса и сын ее были одеты в бархат, но дело в том, что у Фанни д’Обриен было много богатых теток и родственников в Лондоне и они напоминали о себе бретонке разными подарками. Некоторые из ее сестер, сделавшие богатые партии, интересовались Калистом и искали ему богатую невесту, зная, что он так же красив и благороден, как и их дорогая изгнанница.

– Вы, дорогое дитя мое, сегодня дольше оставались в Туш, чем вчера, – взволнованным голосом заметила она.

– Да, матушка, – ответил он, не вдаваясь в пояснения.

Сухость ответа отуманила чело баронессы, которая решила отложить объяснение до завтра. Обыкновенно матери, беспокоясь за своих сыновей, как баронесса в данное время, начинают точно бояться их. Они инстинктивно чувствуют, как они эмансипируются под влиянием чувства любви и понимают, что сыновья отнимают от матерей часть своего сердца; но вместе с тем они счастливы счастьем сыновей и в сердце их вечно сталкиваются самые разнородные чувства. Матери редко охотно отрекаются от своих обязанностей: им приятнее видеть сына маленьким, нуждающимся в защите, нежели большим и вполне сложившимся мужчиной. Может быть, в этом и есть разгадка, почему матери особенно любят слабых, несчастных детей, с каким-нибудь физическим недостатком.

– Ты устал, дорогое дитя мое, ложись, – сказала она, с трудом удерживая слезы.

Если мать, любящая своего сына, как Фанни, и также любимая им, не знает чего-нибудь из того, что он делает, то для нее кажется, что все погибло. Да, пожалуй, и не такая мать, как г-жа дю Геник, испугалась бы. Труды, положенные на сына в течение двадцати лет, могли оказаться совершенно без результата. Все, что было благородного, религиозного и благоразумного в Калисте, все подвергалось сильной опасности, женщина могла разрушить все счастье его жизни.

На другой день Калист проспал до полудня, потому что мать запретила его будить; Мариотта снесла балованному детищу завтрак в постель. Перед его капризами ничего не значили раз навсегда установленные часы для еды.

И когда у мадемуазель дю Геник надо было вытащить ключи, чтобы достать что-нибудь не в урочные часы, то, чтобы избегнуть долгих переговоров, всегда выставляли предлогом желание молодого шевалье. Около часу дня барон, его жена и мадемуазель дю Геник собрались в зале: обед всегда подавался в три часа. Баронесса взяла «Ежедневник» и стала читать вслух мужу, который почти всегда бодрствовал в это время. Кончая чтение, г-жа дю Геник услышала шаги своего сына над ними и уронила на пол газету со словами:

– Калист одевается, он, наверное, идет обедать в Туш.

– Пускай себе веселится, наше милое дитя, – сказала старушка и свистнула в свой серебряный свисток.

Мариотта прошла через башенку и показалась в дверях, скрытых за портьерой из такой же шелковой материи, как и гардины.

– Что прикажете, – спросила она, – вам нужно что-нибудь?

– Шевалье обедает в Туше, отмените одно блюдо.

– Но ведь мы еще не уверены в этом, – сказала ирландка.

– Вы недовольны этим, сестра, я слышу это по вашему голосу, – сказала слепая.

– Г-н Гримон собрал много важных сведений о мадемуазель де Туш, которая за этот год очень переменила нам нашего дорогого Калиста.

– В чем это? – спросил барон.

– Но он стал читать разные книги.

– А! А! – сказал барон, – Вот почему он стал пренебрегать охотой и верховой ездой.

– Нравственность ее на очень низком уровне и вдобавок она носит мужское имя, – продолжала г-жа дю Геник.

– Как все на войне, – сказал старик. – Меня звали Ответчиком, графа де Фонтена – Большим Жаком, а маркиза де Монторана – Мальчиком. Я был другом Фердинанда, который так же, как и я, не хотел сдаваться. Хорошее было время. Порой обменивались ружейными выстрелами, а порой и веселились.

Эти воспоминания, которыми отец интересовался больше, чем сыном, были не совсем приятны Фанни. Что касается до нее, то разговор со священником и недостаток доверия со стороны сына не дали ей уснуть всю ночь.

– Да, если г-н шевалье и любит мадемуазель де Туш, что за беда? – спросила Мариотта. – У негодяйки тридцать тысяч экю дохода и она к тому же красива.

– Что ты говоришь, Мариотта? – воскликнул старик. – Чтобы один из дю Геников женился на де Туш! Да они были нашими конюхами, когда дю Геклен считал за великую честь породниться с нами.

– Женщина, носящая мужское имя – Камиль Мопен, – сказала баронесса.

– Мопен – древняя фамилия, – сказал старик, – они из Нормандии, у них герб с тремя… (он остановился). – Но она никак не может быть и Мопен и де Туш в одно время.

– Она известна в театре под именем Мопен.

– Де Туш не может быть комедианткой, – сказал барон. – Если бы я не знал вас, Фанни, подумал бы, что вы сошли с ума.

– Она пишет пьесы, – продолжала баронесса.