Сочинения

Беатриса сидела между двумя знаменитостями – один литератор, другой политический деятель – Каналис и Натан. За три года маркиза Рошефильд сильно изменилась, но перемена эта делала ее в глазах Калиста еще поэтичнее и привлекательнее. До тридцати лет красивые парижанки не требуют особенных туалетов, но, перейдя фатальный тридцатилетний возраст, они прибегают к чарам и красотам наряда: он придает столько прелести и оригинальности молодости, служит достижением цели, и женщины изучают самые ничтожные аксессуары, переходя от природы к искусству. Мадам Рошефильд пережила уже все перипетии драмы, которую в истории французских нравов XIX столетия называли драмой покинутой женщины. Брошенная Конти, она, конечно, изучила в совершенстве туалет, кокетство и все искусство подобного рода.

– Разве нет здесь Конти? – спросил тихо Калист у Каналиса, после банальных приветствий, которыми обыкновенно начинаются все встречи в свете. Прежний знаменитый поэт Сен Жерменского предместья, который был дважды министром, в четвертый раз сделался оратором и теперь стремился к новому назначению, приложил палец к губам, жестом этим он объяснил все.

– Как я рада вас видеть, – вкрадчиво говорила Беатриса Калисту. – Я узнала вас, когда вы еще не видели меня, и была уверена, что вы не отречетесь от меня. Ах! зачем вы женились, мой Калист, и еще на такой дурочке!.. – сказала она ему на ухо.

Когда женщина приглашает вошедшего в ложу сесть с ней рядом и говорит ему на ухо, светские люди всегда отыщут предлог оставить их одних.

– Пойдемте, Патан! – сказал Каналис. – Маркиза разрешит мне сказать несколько слов Артезу: он там с принцессой де Кодиньян. Интересно узнать о комбинации завтрашнего заседания.

Это добровольное исчезновение дало Калисту возможность прийти в себя после испытанного волнения. У него опять кружилась голова от духов, чарующих его, и хотя ядовитых, но полных поэзии. Худая и поблекшая, с изменившимся цветом лица, с синяками под глазами, она подцветила в этот вечер свои преждевременные развалины всевозможными ухищрениями articles de Paris.

Как все покинутые женщины, она решила придать себе девственный вид, напоминая массой белой материи девушек Шотландии, так поэтично изображаемых Жироде. Светлые волосы обрамляли ее длинное лицо волнистыми локонами, напомаженные, они блестели от падающего на них света рамп. Ее лоб блистал. Бледное лицо, смоченное водой из отрубей, было чуть нарумянено, совершенно незаметно для глаз. Шарф, тонкость которого заставляла сомневаться, что люди в состоянии выделывать подобные вещи из шелка, обвивал шею, уменьшая ее длину и, ниспадая, прикрывал фигуру, искусно скрытую корсетом, – талия была верх совершенства! О позе ее довольно сказать, что труды, положенные на изучение ее, увенчались полным успехом. Жесткие худые руки скрывались под эффектными буфами намеренно широких рукавов. Она представляла смесь фальшивого блеска, шелка, легкого газа, завитых волос, ЖИВОПИСНОСТИ, СПОКОЙСТВИЯ и движения и так называемого «чего-то такого». Всем хорошо известно, в чем заключается это «что-то такое». Это соединение ума, вкуса и темперамента. Такими женщинами многие увлекаются, как игрою в карты. Вот почему подобное кокетство возбуждает в мужчине чувственность. Он говорит себе: женщина, умеющая сделать себя красивой, обладает, наверно, и другими чарами. И это верно. Бросают тех женщин, которые просто любят, и предпочитают тех, которые умеют любить. И если урок итальянца был жесток для самолюбия Беатрисы, то и она была слишком искусственна от природы для того, чтобы не воспользоваться им.

– Вам мало любви, – говорила она за несколько минут до прихода Калиста, – вас надо мучить – вот секрет для того, чтобы удержать вас. Драконы, охраняющие сокровища, вооружены когтями и крыльями!..

– Ваша мысль могла бы послужить для сонета, – говорил Каналис при входе Калиста.

Одним взглядом угадала Беатриса внутреннее состояние Калиста. Она видела следы цепи, надетой на его шею в Туше. Калист, задетый словом о жене, колебался между желанием заступиться за честь жены и боязнью оскорбить женщину, с которой он был связан столькими воспоминаниями и сердце которой, как ему казалось, все еще страдало. Маркиза заметила его колебание, слово это она бросила только для того, чтобы проверить, как сильна была еще ее власть над ним. Видя его слабость, она сама пришла к нему на помощь, чтобы выручить его из неловкого положения.

– И так, мой друг, я одна, совершенно одна во всем мире.

– Значит, вы забыли меня? – проговорил Калист.