В рассказе открыто присутствует реальный жизненный материал. Названы художники, по мнению Гаршина, возглавляющие противоборствующие направления в искусстве. «Мужичья полоса» представлена Репиным с его «Бурлаками». «Искусство для искусства» — модным пейзажистом Клевером с его «изящными вещицами». Двумя годами раньше, в первых статьях о выставках, Гаршин писал, что пейзажи Клевера точно изготовлены на «фабрике стенных украшений». В те самые дни, когда создавался рассказ «Художники», В. В. Стасов в одной из статей замечает, что «небольшой талант» Клевера «работает словно вал типографский с навороченным на него набором» (Стасов В. В. Избранное. В 2-х т., т. 1, М.-Л., 1950, с. 112). Борец за передовое русское искусство В. В. Стасов (В. С.) тоже действует в рассказе: это он видит в Рябинине будущего «нашего корифея», «одобряет, превозносит» рябининского «Глухаря». Идейный вдохновитель противоположного направления — критик Л., Александр Л.; в нем без труда угадывается (современникам это тем более понятно) Александр Ледаков, ярый враг передвижничества, «пересола реализма», результатом которого, по мнению Ледакова, становятся «российские Маланьи и Феклы кисти гг. Ярошенко, Репиных, Васнецовых и Ко» (Стасов В. В. Избранное, с. 579). Высказывалось предположение, что сама фамилия «Дедов» произведена по созвучию с одним из псевдонимов Ледакова: «Ледов» (см. статью В. С. Белькинда в кн.: Учен. зап. Великолукского гос. пед. ин-та, 1954, ч. 1). Примечательно указание, что проданная картина Рябинина увезена в Москву. В ту пору картины такого направления покупал, как правило, лишь П. М. Третьяков. Он, к слову, приобрел на Шестой Передвижной выставке и «Кочегара» Ярошенко.
Связь гаршинского «Глухаря» и «Кочегара» для современников очевидна. Глеб Успенский, близко знакомый и с писателем и с художником, в статье о Гаршине допускает характерную обмолвку: называет героя картины Рябинина — Кочегаром.
Гаршин, видимо, был знаком с очерком «На литейном заводе», напечатанном в «Отечественных записках» (1873, № 4), где рассказывалось о труде рабочих-«глухарей». Кроме того, по свидетельству современников, он сам ездил на завод, чтобы увидеть работу заклепщиков.
Денщик и офицер
Впервые — в журн. «Русское богатство», 1880, № 3 под названием «Люди и война (глава первая)» и с пометой в конце текста «Продолжение следует».
Гаршин предполагает написать очень большое произведение, состоящее из рассказов-эпизодов. В письме к А. Я. Герду от 13 марта 1880 г. и к Н. М. Золотиловой, написанном в апреле (см.), он сообщает, что значительная часть книги уже создана. Однако, в связи с болезнью Гаршина, к этим сообщениям следует относиться осторожно. Продолжения книги «Люди и война» не последовало, и во «Второй книжке рассказов» (1885) отрывок напечатан под названием «Денщик и офицер».
Рассказ начат летом 1879 г., о чем Гаршин сообщает матери: «Ужасно рьяно принялся за новый рассказ, который будет больше всех. Ничего, идет. Опять война. На этот раз без анализа, просто типы, в которых я чувствую себя вообще слабым. Надо поработать» (Письма, с. 184). Мысль о том, что рассказ представляет нечто новое в его творчестве, повторяется в письме к матери от 10 февраля 1880 г. (см.).
Помимо походных впечатлений, в рассказе нашли отражение наблюдения над армией мирного времени: «Офицерство — пошлость и пошлость, вполне развернувшаяся при мирной обстановке» (Письма, с. 188). Новые впечатления связаны с поездкой Гаршина в полк по случаю производства в офицеры и пребыванием на освидетельствовании в военном госпитале: в палате «помещается 15 человек офицеров, играющих в карты, разговаривающих «о службе», т. е. о том, как какой-нибудь поручик «поддел» адъютанта или командира» (Письма, с. 167).
С денщиком Никитой и офицером Стебельковым читатель снова встретится в рассказе «Из воспоминаний рядового Иванова».
Ночь
Впервые — в журн. «Отечественные записки», 1880, № 6. О противоречивом восприятии конца рассказа — см. во вступительной статье. Критик Н. К. Михайловский указывает, что, по объяснению самого Гаршииа, герой «умер от бурного прилива нового чувства, физически выразившегося разрывом сердца» (Михайловский Н. К. Литературно-критические статьи. М., 1957, с. 312). И. С. Тургенев, очень точно прочитавший рассказ, в письме к Гаршину также отмечает неясность финала: «Зачем у вас в конце «Ночи» сказано: лежал «человеческий труп»? Ведь он себя не убил — да и не видно, чтобы он умер от других причин. Эта неясность производит в читателе впечатление недоумения, что особенно следует избегать» (Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. XIII, кн. 2, с. 27 — далее: Тургенев И. С. Письма).
Из воспоминаний рядового Иванова
Впервые — в журн. «Отечественные записки», 1883, № 1.