75. У сколь многихъ и другихъ изъ блаженныхъ святыхъ отцевъ нашихъ можно находить подобное! Вспомни о первосвященнике римскомъ Клименте и о называемыхъ по его имени «Климентовыхъ» (постановленіяхъ), будто бы написанныхъ, какъ говоритъ древнее преданіе, по повеленію верховнаго Петра; о Діонисіе Александрійскомъ, который, возставая противъ Савеллія, едва не протянулъ руку Арію, о славномъ между священномучениками, великомъ Мефодіе Патарскомъ, который не отвергалъ мненія, будто безтелесныя и бестрастныя существа, Ангелы, пали вследствіе любви къ смертнымъ и совокупленія съ телами ихъ. Не стану распространяться о Пантене, и Клименте, и Піеріе, и Памфиле, и феогносте, мужахъ священыхъ и учителяхъ священныхъ наукъ, которыхъ не все положенія мы принимаемъ, но, воздавая имъ честь за добрую жизнь и другія священныя сужденія, относимся къ нимъ съ великимъ почтеніемъ и уваженіемъ, въ особенности къ Памфилу и Піерію, какъ отличившимся и мученическими подвигами; вместе съ ними не пройдемъ молчаніемъ и объ отцахъ западныхъ: Иринее, первосвященнике Божіемъ, управлявшемъ Церковію ліонскою, и Ипполите, ученике его и мученике между первосвященниками, мужахъ дивныхъ во многихъ отношеніяхъ, но иногда не воспрепятствовавшихъ некоторымъ словамъ лишиться тщательной точности.
76. Неужели же ты будешь и противъ нихъ всехъ представлять свою дилемму и, поднимая брови, говорить: «должно, или, почитая этихъ мужей, не осуждать и того, чтó написано ими, — или, осуждая некоторыя изъ ихъ выраженій, осуждать вместе и ихъ самихъ?» Не скорее ли и справедливее они обратятъ твою хитрость противъ тебя и скажутъ: «человекъ! для чего ты соединяешь несоединимое? Если ты по истине называешь насъ Отцами: то какъ не страшишься вооружаться противъ Отцевъ и, что еще тяжелее, — противъ общаго Владыки и Создателя всехъ? Если же у тебя есть охота безстыдствовать противъ насъ, то не явно ли ты безумствуешь, называя насъ отцами и вместе простирая на насъ отцеубійственныя руки?» И сколь многими другими способами можно было бы обратить твое умствованіе противъ тебя самаго! Но какъ упомянутыхъ Отцевъ, такъ и это, — теперь мы оставимъ.
77. Кто не знаегъ, что царское украшеніе, великій Василій, сохраняя въ недрахъ души благочестіе невредимымъ, удерживался говорить ясно о Божестве Духа? О, душа, пламеневшая божественною любовію, но не раздувавшая этого пламени слишкомъ ярко, чтобы оно скорее не погасло отъ самаго излишества и чрезмерной яркости! Онъ разсудительно употреблялъ слова свои и более старался проповедывать благочестіе постепенно; ибо, когда оно внедряется въ души людей мало по малу, то пламень ученія бываетъ сильнейшимъ; а отъ скораго и внезапнаго блеска пламени часто помрачается умственное око, особенно простыхъ людей, подобно тому какъ молнія ослепляетъ глаза, особенно слабыя. Посему онъ умалчивалъ о томъ, о чемъ больше всего прочаго пламенелъ проповедывать, но соблюдалъ молчаніе для того, чтобы, когда придетъ время, громогласнее возвещать умолчанное. Пространную книгу составилъ бы тотъ, кто захотелъ бы предать письмени имена подобныхъ мужей и причины, по которымъ они часто не выставляли цвета истины, чтобы самый цветъ достигъ зрелости и растеніе более возрасло и чтобы имъ собрать обильнейшій плодъ; мы восхищаемся ихъ неизреченнымъ воодушевленіемъ и мудрою бережливостію; но кто станетъ усиливаться ввести это въ Церковь, какъ законы и догматы, того мы признаемъ врагомъ святыхъ, врагомъ истины и губителемъ благочестія, и осуждаемъ на наказанія, которымъ онъ самъ себя сделалъ повиннымъ.
78. Ты представляешь отцевъ западныхъ, или лучше, стараешься распространить этотъ глубокій мракъ по всей вселенной; а я воспламеню тебе съ самаго запада невечерній и духовный светъ благочестія, котораго блескъ не въ состояніи будетъ помрачить твоя тьма. Амвросій сказалъ, что Духъ исходитъ отъ Сына? эта мгла происходитъ отъ твоего языка; но противное говоритъ сіяющій благочестіемъ, преблаженный Дамасъ, — и тотчасъ изчезаетъ мракъ твой. Онъ, утверждая вторый Соборъ, котораго догматы уважаютъ (все) концы вселенной, открыто исповедалъ, что Духъ исходитъ отъ Отца. Сказалъ ли Амвросій или Авгутинъ, — это опять другая мгла, происходящая изъ твоихъ устъ; а Целестинъ не говорилъ, не слыхалъ, не принималъ этого, но, сіяя светомъ православія, разсееваетъ мракъ словъ твоихъ.