– Ансельм собирается снять ее для себя и Цезарины. Жена твоя вполне одобряет этот план. Чтобы получить твое согласие, они, не предупредив тебя, уже договорились насчет церковного оглашения. Попино утверждает, что если он женится на Цезарине после твоей реабилитации, никакой заслуги с его стороны не будет. Ты принимаешь шесть тысяч франков от короля, а у своих родных ничего брать не желаешь! Я охотно выдал бы тебе расписку в получении всего, что мне следует, – неужели ты мне в этом откажешь?
– Нет, – сказал Цезарь, – но, несмотря на расписку, я продолжал бы беречь каждый грош, чтобы сполна расплатиться с вами.
– Ну, это уж мудрствование, – заявил Пильеро, – в вопросах честности я и сам кое-что смыслю. Что за глупость ты сейчас сказал? Ты что ж, обманешь своих кредиторов, если полностью с ними расплатишься?
Цезарь испытующе посмотрел на Пильеро, и старик с волнением увидел, как широкая улыбка впервые за три года озарила удрученное лицо его несчастного племянника.
– Правда, – сказал Цезарь, – долги будут уплачены… Но ведь это значит продать свою дочь!
– А я хочу, чтобы меня купили! – воскликнула Цезарина, появляясь вместе с Попино в дверях.
Влюбленные услышали последние слова Цезаря, когда в сопровождении г-жи Бирото вошли на цыпочках в переднюю маленькой квартиры дяди. Они объездили в фиакре кредиторов, которым еще не было полностью уплачено, приглашая их явиться вечером в контору Александра Кротта, где заготовлялись тем временем расписки. Неотразимая логика влюбленного Попино одержала верх над чрезмерной щепетильностью Цезаря, упорно продолжавшего называть себя должником и утверждавшего, что, заменяя одни обязательства другими, он просто обходит закон. Но возглас Попино положил конец препирательствам парфюмера со своей совестью:
– Вы, значит, хотите убить собственную дочь?
– Убить собственную дочь!.. – растерянно повторил Цезарь.
– Ну, хорошо, – сказал Попино, – имею я право подарить вам деньги, которые, по совести, считаю вашими? Или вы мне в этом откажете?
– Нет, – отвечал Цезарь.
– Ну, тогда отправимся сегодня вечером к Александру Кротта, и делу конец; мы там подпишем и наш брачный контракт.
Ходатайство о реабилитации с приложением всех необходимых документов было подано Дервилем генеральному прокурору парижского королевского суда.