Мессер Джованни, младший сын мессера Луиджи, был, судя по рассказам, человеком смелым, который ни с кем не стеснялся и так охотно говорил дурное почти обо всех, что многие его по этой причине ненавидели. Он занимал в нашем городе много должностей, был членом чрезвычайной коллегии десяти, комиссаром в Ломбардии при войсках Лиги, воевавших против герцога миланского, и не знаю, за какие победы получил там дворянство. Думаю, что это было ему приятно, так как он соперничал с Пьеро, и каждый из них желал первенствовать в государственных делах, но Пьеро был старший, и поэтому Джованни хотел обогнать его званием. Вскоре он отправился как комиссар на войну с Луккой, но дела шли плохо и пришлось отступить вместе со всем войском; по этому случаю, как это принято в нашем городе, о них говорилось много дурного, и один из сторонников Козимо, некто Милиоре ди Джунта, бывший проездом в Санта Гонде у Нероне ди Ниджи, приехал затем во Флоренцию и рассказывал, что видел в Санта Гонде мула, нагруженного деньгами, принадлежавшими мессеру Джованни Гвиччардини и полученными им от жителей Лукки в награду за отступление. Так как об этом говорили во Флоренции во всеуслышание, то мессер Джованни, считавший себя ни в чем не виновным, не мог вынести такого позора, пришел в синьорию и просил ее раскрыть правду об этом деле; у синьории было столько забот, что сама она этим заняться не могла и удовольствовалось тем, что поручила дело капитану, сыну мессера Руджери из Перуджиа. Затем к Козимо приехал Аверардо Медичи и убеждал его погубить мессере Джованни, доказывая ему, что во всей Флоренции нет человека более дерзкого и более способного помешать всякому их замыслу; поэтому Козимо поехал ночью к капитану, заставил перуджинских Бальони написать ему, возбуждая его против мессера Джованни. Дело тянулось долгие дни, так как капитану хотелось услужить Козимо, а вместе с тем трудно было преследовать мессера Джованни, который был совершенно невинен, а кроме того был человек знатный; в конце концов мессер Джованни, отсидевший несколько дней в тюрьме, был освобожден; таким образом, дело закончилось для него без особенной чести; если он был невинен, то для очищения его имени надо было, чтобы люди, распустившие про него такую клевету, были наказаны и чтобы этим засвидетельствована была его невиновность.
Затем произошел переворот 1433 года, когда были изгнаны Козимо, Лоренцо[146]
и Аверардо Медичи и мессер Аньоло Аччайоли[147]. Джованни, принадлежавший к партии, враждебной Козимо, спас при этом своего брата Пьеро, принадлежавшего к другой партии. Зато в 1434 году, когда Козимо вернулся, Джованни по просьбе Пьеро остался на свободе, и ему не сделали ничего дурного; тем не менее власти держали его на подозрении и никаких дел ему больше не поручали; так было бы все время при этом правительстве, но примерно через год Джованни умер. Жена его была из рода Альбицци. У них было много сыновей, именно: Микеле, Франческо, Габриелло и Луиджи. Дочерей было еще больше; он выдал их всех замуж за сторонников Альбицци, и в 1434 году многим, как Бискери, Перуцци[148], Гуаданьи, пришлось уехать в изгнание. Джованни был не очень счастлив в сыновьях, так как одни из них, как Луиджи, были сумасбродами, а другие были вообще люди средние. Джованни был в 1427 году комиссаром при Лиге[149] вместе с Франческо Торнабуони и участвовал в несчастном бою 12 октября при Маклодо[150]. 9 ноября маркиз мантуанский возвел его в рыцари, в четырех или пяти милях от Брешии, раньше чем в город вступили войска. Джованни говорил, что вынужден был согласиться, и Франческо в письме к Пьеро это подтвердил. При возвращении Джованни во Флоренцию ему были оказаны почести, каких еще никогда не удостоивались рыцари, причем многое здесь было сделано на зло Пьеро, так как в городе не было согласия.