Сочинения

169. Положите себе за правило до последней возможности прикрашивать все ваши намерения, все равно, живете ли вы в свободном городе, в олигархическом государстве или под властью князя. Поэтому, когда вам не отдают должного, не гневайтесь и не начинайте ссоры, если только участь ваша такова, что ею можно удовлетвориться; поступая иначе, вы вредите себе, иногда вредите государству и в конце концов почти всегда ухудшаете свое положение.

170. Великое счастье князей в том, что они легко перекладывают на чужие плечи те неприятные дела, которыми должны заниматься сами; поэтому почти всегда бывает так, что ошибка обиды, ими чинимые, приписываются советам или подстрекательству окружающих. Происходит это, как мне кажется, не столько оттого, что князья стараются распространить такое мнение, сколько оттого, что люди охотно обращают свою ненависть и клеветы на тех, кто не так от них далек и на кого они скорее надеются найти управу.

171. Герцог Лодовико Сфорца говаривал, что князья познаются по тем же правилам, по которым испытывается крепость самострела. Хорош самострел или нет, познается по полету стрелы; точно так же и сила князя познается по его послам. Можно теперь судить, каково же было правительство Флоренции, которое в одно и то же время имело послами Кардуччи[99] во Франции, Гвальтеротто[100] в Венеции, мессера Бардо[101] в Сиене и мессера Галеотто Джуньи в Ферраре.

172. Князья были поставлены не во имя их собственного интереса, а для блага общего, им даны были доходы и богатства, чтобы они распределяли их для сохранения своих владений и для блага подданных; поэтому скупость в князе более противна, чем в частном человеке; накопляя больше, чем должно, он присваивает себе одному богатства, которые даны ему, собственно говоря, не как хозяину, а как управителю и распорядителю на благо многих.

173. Расточительство в князе противнее и гибельнее скупости, ибо оно немыслимо без того, чтобы не отнимать у многих, а отнимать у поданных более оскорбительно, чем не давать им; тем не менее народам, повидимому, больше нравится князь расточительный, чем скупой[102]. Причина здесь в том, что хотя людей, которых расточитель одаряет, очень немного по сравнению с теми, у кого он отнимает, каковых, естественно, много, но, как уже говорилось, надежда в людях настолько сильнее страха, что всякий надеется скорее быть в числе немногих, кому дается, чем в числе многих, у кого отнимается.

174. Сделайте все, чтобы быть в ладу с князьями и властями предержащими; вы можете быть ни в чем не виноваты, жить спокойно и размеренно, не желать ни во что вмешиваться, и все же постоянно бывает так, что вы поневоле оказываетесь в руках правящих; кроме того, вам бесконечно вредит уже одно мнение о вас, как о человеке неприятном.

175. Правитель или судья должен, насколько может, стараться не показывать ненависти к кому бы то ни было и не мстить за личные обиды; ему было бы слишком обременительно пользоваться силой государства против своих обидчиков; пусть он запасется терпением и выжидает время, ибо не может быть, чтобы ему не представился случай достигнуть тех же целей путем справедливым, без всякого намека на злопамятство.

176. Молите бога, чтобы вы были всегда в лагере победителей, потому что тогда вас восхваляют за дела, в которых вы никакого участия не принимали; наоборот, человеку, который оказывается в лагере побежденных, приписывается бесконечное множество дел, в которых он менее всего виновен.

177. Во Флоренции, по ничтожеству людей, почти всегда бывает так, что если кто-нибудь учинит всенародно какое-нибудь бесчинство с насилием, то его не карают, а наперерыв стараются обеспечить ему безнаказанность, лишь бы он сложил оружие и не начинал снова; Этими способами нельзя наказать зазнавшихся гордецов, но можно сделать львов из ягнят.

178. Хороши те способы обогащения, о пригодности которых еще не все догадались; когда все об этом узнают, они становятся негодными, потому что к ним прибегают многие и конкуренция делает их уже менее выгодными: вот почему во всех делах великое преимущество в том, чтобы начать рано.

179. Я юношей посмеивался над умением играть, танцовать, петь и над прочими светскими забавами, – над красивым слогом, над искусством ездить верхом, хорошо одеваться и вообще над всем, что как будто является украшением людей, а не сущностью их; однако впоследствии я хотел бы обратного; ведь, если юношам непристойно терять на такие вещи слишком много времени, потому что они вообще могут на этом свихнуться, я все же видел по опыту, что такого рода украшения и вообще светская ловкость придают даже способным людям достоинство и известность; можно сказать, что, если у человека этих украшений нет, ему чего-то нехватает; не говоря уже о том, что обилие этих светских талантов открывает дорогу к княжескому благоволению, они приносят иногда людям великие выгоды и бывают причиной их возвышения, так как свет и князья устроены, как они есть, а не так, как было бы должно.