Сочинения

Песня смягчает богов и вышних равно и подземных.

Встарь земледельцы народ и крепкий, и малым счастливый —

140Хлеб лишь с полей уберут, облегчение в праздник давали

Телу и духу, труды выносившим в надежде на отдых:

С теми, кто труд разделял, и с детьми, и с супругою верной

В дар молоко приносили Сильвану, Земле поросенка,

Гению ина, цветы за заботу о жизни короткой.

В праздники эти вошел фесценнин шаловливых обычай:

Бранью крестьяне в стихах осыпали друг друга чредою.

С радостью вольность была принята, каждый год возвращаясь

Милой забавой, пока уже дикая шутка не стала

В ярость открыто впадать и с угрозой в почтенные семьи

150Без наказанья врываться. Терзались, кто зубом кровавым

Был уязвлен уж; и кто не задет, за общее благо

Были тревоги полны; но издан закон наконец был:

Карой грозя, запрещал он кого-либо высмеять в злобной

Песне, — и все уже тон изменили, испуганы казнью,

Добрые стали слова говорить и приятные только.

Греция, взятая в плен, победителей диких пленила,

В Лаций суровый внеся искусства; и так пресловутый

Стих сатурнийскии исчез, неуклюжий, — противную вязкость

Смыло изящество; все же остались на долгие годы,

160Да и по нынешний день деревни следы остаются.

Римлянин острый свой ум обратил к сочинениям греков

Поздно; и лишь после войн с Карфагеном искать он спокойно

Начал, что пользы приносят Софокл и Феспис с Эсхилом;

Даже попробовал дать перевод он их сочинений,

Даже остался доволен собой: возвышенный, пылкий,

Чует трагический дух, и счастлив и смел он довольно,

Но неразумно боится отделки, считая постыдной.

Кажется, — если предмет обыденный, то требует пота

Меньше всего; между тем в комедии трудностей больше,

170Ибо прощают ей меньше гораздо. Заметь ты, насколько

Плавт представляет характер влюбленного юноши плохо,

Также и скряги-отца, и коварного сводника роли;

Как он Доссену подобных выводит обжор-паразитов,

Как он по сцене бежит, башмак завязать позабывши:

Ибо он жаждет деньгу лишь в сундук опустить, не заботясь

После того, устоит на ногах иль провалится Пьеса.

Тех, кто на сцену взнесен колесницею ветреной Славы,

Зритель холодный мертвит, а горячий опять вдохновляет.

Так легковесно, ничтожно все то, что тщеславного мужа

180Может свалить и поднять… Прощай, театральное дело;

Если, награды лишен, я тощаю, с наградой — тучнею.

Часто и смелый поэт, устрашенный, бежит от театра:

Зрители там сильнее числом, а честью слабее —

Неучи все, дураки, полезть готовые в драку,

Ежели с всадником спор; посреди они пьесы вдруг просят,

Дай им медведя, бойца: вот этих народец так любит!

Впрочем, у всадников тоже от уха к блуждающим взорам

Переселились уж все наслажденья в забавах пустячных.

Тут на четыре часа открывают завесу, иль больше:

190Конницы мчатся полки, пехоты отряды несутся,

Тащат несчастных царей, назад закрутивши им руки —

Вот корабли, колесницы спешат, коляски, телеги

Тащат слоновую кость, волокут коринфские вазы

Если б был жив Демокрит, посмеялся б, наверно, тому он

Как это помесь пантеры с верблюдом, животным ей чуждым

Или хоть белый слон, привлекают вниманье народа —

С большим бы он любопытством смотрел на народ, чем на игры,

Ибо ему он давал бы для зрелища больше гораздо.

«Драм сочинители, он бы, наверно, подумал, осленку

200Басенку бают, глухому». И впрямь, никому не под силу

Голосом шум одолеть, что народ наш поднимет в театре.

«Воет, казал бы он, лес то Гарганский иль Тусское море» —

Смотрят все с гамом таким на борцов, на искусство богатых

Тканей из стран иноземных; как только окутанный ими

Станет на сцену актер, сейчас же бушуют ладони.

«Что-нибудь он уж сказал?» «Да ни слова». «Так нравится что ж им?»

«Шерсть, что окрашена в пурпур тарентский с оттенком фиалок!»

Ты не подумай, однако, что, если другие удачно

Сделают то, чего сам не могу, я хвалить буду скупо:

210Знай — как того, что ходить по веревке натянутой может, —

Чту я поэта, когда мне вымыслом грудь он стесняет,

Будит волненье, покоит иль ложными страхами полнит,

Словно волшебник несет то в Фивы меня, то в Афины.

Впрочем, подумать прошу и о тех, кто читателю лучше

Ввериться склонны, чем несть униженья от зрителей гордых,

Если желаешь ты храм Аполлона достойно наполнить

Книгами и заодно уж пришпорить и бодрость поэтов,

Так, чтоб охотнее в рощи они Геликона стремились.

Правда, поэты, мы сами творим много зла себе часто:

220Свой виноградник рублю, если только тебе подношу я

Книгу, когда ты устал или занят; когда мы в обиде,

Если один хотя стих из друзей кто дерзнул не одобрить,

Иль, хоть не просят, места, что читали уж, вновь повторяем;

Сетуем мы, что труды наши, наши поэмы встречают

Мало вниманья, хотя мы их ткали из нитей тончайших;

Льстимся надеждой — придет, мол, пора, когда только узнаешь

Ты, что стихи мы плетем, — без прошения нашего даже,

Сам призовешь, от нужды обеспечишь, принудишь писать нас.

Это ведь важно: узнать, какие служители нужны

230Доблести той, что мы зрели и в войнах, и в мирное время,

Ибо не должно ее доверять недостойным поэтам.

Правда, царю угодив Александру, Херил пресловутый,

Скверный поэт, за стихи плохие, без всякой отделки,