Шорох «Ирландского Времени», гонимого ветром пожелезнодорожным путям к брошенному депо,шелест мертвой полыни, опередившей осень,серый язык воды подле кирпичных десен.Как я люблю эти звуки — звуки бесцельной, нодлящейся жизни, к которым уже давноничего не прибавить, кроме шуршащих галькойсобственных грузных шагов. И в небо запустишь гайкой.Только мышь понимает прелести пустыря —ржавого рельса, выдернутого штыря,проводов, не способных взять выше сиплого до-диеза,поражения времени перед лицом железа.Ничего не исправить, не использовать впредь.Можно только залить асфальтом или стеретьвзрывом с лица земли, свыкшегося с гримасойбетонного стадиона с орущей массой.И появится мышь. Медленно, не спеша,выйдет на середину поля, мелкая, как душапо отношению к плоти, и, приподняв своюобезумевшую мордочку, скажет «не узнаю».III. СохоВ венецианском стекле, окруженном тяжелой рамой,отражается матовый профиль красавицы с рваной ранойговорящего рта. Партнер созерцает стены,где узоры обоев спустя восемь лет превратились в «Сценыскачек в Эпсоме». — Флаги. Наездник в аломкартузе рвется к финишу на полуторагодоваломжеребце. Все слилось в сплошное пятно. В ушах завывает ветер.На трибунах творится невообразимое... — «не ответилна второе письмо, и тогда я решила...» Голоспредставляет собою борьбу глагола сненаставшим временем. Молодая, худаярука перебирает локоны, струящиеся, не впадаяникуда, точно воды многихрек. Оседлав деревянных четвероногих,вкруг стола с недопитым павшие смертью храбрыхна чужих простынях джигитуют при канделябрахк подворотне в -ском переулке, засыпанной снегом. — Флагижухнут. Ветер стихает; и капли влагиразличимы становятся у соперника на подбородке,и трибуны теряются из виду... — В подворотнесветит желтая лампочка, чуть золотя сугробы,словно рыхлую корочку венской сдобы. Однако кто быни пришел сюда первым, колокол в переулкене звонит. И подковы сивки или кауркив настоящем прошедшем, даже достигнув цели,не оставляют следов на снегу. Как лошади карусели.IV. Ист Финчли