Сочинения Иосифа Бродского. Том IV

Лети по воле волн, кораблик.
Твой парус похож на помятый рублик.
Из трюма доносится визг республик.
Скрипят борта.

Трещит обшивка по швам на ребрах.

Кормщик болтает о хищных рыбах.
Пища даже у самых храбрых
валится изо рта.

Лети кораблик, не бойся бури.

Неистовей, но бесцельней пули,
она и сама не знает, в ту ли
сторону ей

кинуться, или в эту. Или

в третью. Их вообще четыре.
Ты в этом смысле почти в квартире;
владелец — Гиперборей.

Лети, кораблик! не бойся острых

скал. Так открывают остров,
где после белеют кресты матросов,
где, век спустя,

письма, обвязанные тесемкой,

вам продает, изумляя синькой
взора, прижитое с туземкой
ласковое дитя.

Не верь, дружок, путеводным звездам,

схожим вообще с офицерским съездом.
Тебе привязанность к праздным безднам
скорей вредна.

Верь только подлинно постоянной

демократии волн с еённой
на губах возникающей в спорах пеной
и чувством дна.

Одни плывут вдаль проглотить обиду.

Другие — чтоб насолить Эвклиду.
Третьи — просто пропасть из виду.
Им по пути.

Но ты, кораблик, чей кормщик Боря,

не отличай горизонт от горя.
Лети по волнам стать частью моря,
лети, лети.

[1993]

ПРИСТАНЬ ФЕГЕРДАЛА

Деревья ночью шумят на берегу пролива.
Видимо, дождь; ибо навряд ли ива,
не говоря — сосна, в состояньи узнать, в потемках,
в мелкой дроби листа, в блеске иглы, в подтеках
ту же самую воду, данную вертикально.
Осознать это может только спальня
с ее опытом всхлипывания; либо — голые мачты шведских
яхт, безмятежно спящих в одних подвязках, в одних подвесках
сном вертикали, привыкшей к горизонтали,
комкая мокрые простыни пристани в Фегердале.

[1993]

СЕМЕНОВ

Владимиру Уфлянду

Не было ни Иванова, ни Сидорова, ни Петрова.
Был только зеленый луг и на нем корова.
Вдали по рельсам бежала цепочка стальных вагонов.
И в одном из них ехал в отпуск на юг Семенов.
Время шло все равно. Время, наверно, шло бы,
не будь ни коровы, ни луга: ни зелени, ни утробы.
И если бы Иванов, Петров и Сидоров были,
и Семенов бы ехал мимо в автомобиле.
Задумаешься над этим и, встретившись взглядом с лугом,
вздрогнешь и отвернешься — скорее всего с испугом:
ежели неподвижность действительно мать движенья,
то отчего у них разные выраженья?
И не только лица, но — что важнее — тела?
Сходство у них только в том, что им нет предела,
пока существует Семенов: покуда он, дальний отпрыск
времени, существует настолько, что едет в отпуск;
покуда поезд мычит, вагон зеленеет, зелень коровой бредит;
покуда время идет, а Семенов едет.

[1993]

* * *

Памяти Н. Н.