О если бы птицы пели и облака скучали,и око могло различать, становясь синей,звонкую трель преследуя, дверь с ключамии тех, кого больше нету нигде, за ней.А так — меняются комнаты, кресла, стулья.И всюду по стенам то в рамке, то так — цветы.И если бывает на свете пчела без ульяс лишней пыльцой на лапках, то это ты.О если б прозрачные вещи в густой лазуриумели свою незримость держать в уздеи скопом однажды сгуститься — в звезду, в слезу ли —в другом конце стратосферы, потом — везде.Но, видимо, воздух — только сырье для кружев,распятых на пяльцах в парке, где пасся царь.И статуи стынут, хотя на дворе — бесстужев,казненный потом декабрист, и настал январь.весна 1994
ОСТРОВ ПРОЧИДА
Захолустная бухта; каких-нибудь двадцать мачт.Сушатся сети — родственницы простыней.Закат. Старики в кафе смотрят футбольный матч.Синий залив пытается стать синей.Чайка когтит горизонт, пока он не затвердел.После восьми набережная пуста.Синева вторгается в тот предел,за которым вспыхивает звезда.ноябрь 1994, Венеция
* * *
Елизавете Леонской
В воздухе — сильный мороз и хвоя.Наденем ватное и меховое.Чтоб маяться в наших сугробах с торбой —лучше олень, чем верблюд двугорбый.На севере если и верят в Бога,то как в коменданта того острога,где всем нам вроде бока намяло,но только и слышно, что дали мало.На юге, где в редкость осадок белый,верят в Христа, так как сам он — беглый:родился в пустыне, песок-солома,и умер тоже, слыхать, не дома.Помянем нынче вином и хлебомжизнь, прожитую под открытым небом,чтоб в нем и потом избежать арестаземли — поскольку там больше места.декабрь 1994
ВИЗАНТИЙСКОЕ
Поезд из пункта А, льющийся из трубытуннеля, впадает с гудением в раскинувшееся шир`око,в котором морщины сбежались, оставив лбы,а те кучевой толпой сбились в чалму пророка.Ты встретишь меня на станции, расталкивая тела,и карий местного мусора примет меня за дачника.Но даже луна не узнает, какие у нас дела,заглядывая в окно, точно в конец задачника.Мы — на раскопках грядущего, бьющего здесь ключом,то есть жизни без нас, уже вывозимой за моревследствие потной морзянки и семафора в чеммать родила, на память о битом мраморе.И ежели нас в толпе, тысячу лет спустя,окликнет ихний дозор, узнав нас по плоскостопию,мы прикинемся мертвыми, под каблуком хрустя:подлиннику пустоты предпочитая копию.1994