Сочинения Иосифа Бродского. Том IV

Неужели тебе это кажется столь далеким?
Стоит лишь пробежать по мелким Балтийским волнам
и за Датской равниной, за буковыми лесами
повернуть к океану, а там уже, в двух шагах,
Лабрадор — белый об эту пору года.
И уж если тебе, о безлюдном мечтавшей мысе,
так страшны города и скрежет на автострадах,
то нашлась бы тропа — через лесную глушь,
по-над синью талых озер со следами дичи, —
прямо к брошенным золотым рудникам у подножья Сьерры.
Дальше — вниз по течению Сакраменто,
меж холмов, поросших колючим дубом,
после — бор эвкалиптовый, за которым
ты и встретишь меня.

Знаешь, часто, когда цветет манцанита

и залив голубеет весенним утром,
вспоминаю невольно о доме в краю озерном,
о сетях, что сохнут под низким литовским небом.
Та купальня, где ты снимала юбку,
затвердела в чистый кристалл навеки.
Тьма сгустилась медом вокруг веранды.
Совы машут крылами, и пахнет кожей.

Как сумели мы выжить, не понимаю.

Стили, строи клубятся бесцветной массой,
превращаясь в окаменелость.
Где ж тут в собственной разобраться сути.
Уходящее время смолит гнедую
лошадь, и местечковую колоннаду
рынка, и парик мадам Фигельтауб.
Знаешь сама, ты многому научилась,
как отнимается постепенно то,
что не может быть отнято: люди, местность,
и как сердце бьется тогда, когда надо бы разорваться.
Улыбаемся; чай на столе, буханка.
Лишь сомненье порою мелькнет, что мог бы
прах печей в Заксенхаузене быть нам чуть-чуть дороже.
Впрочем, тело не может влюбиться в пепел.

Ты привыкла к новым дождливым зимам.

К стенам дома, с которых навеки смыта
кровь хозяина-немца. А я — я тоже
взял от жизни что мог: города и страны.
В то же озеро дважды уже не ступишь;
только солнечный луч по листве ольховой,
дно устлавшей ему, преломляясь, бродит.

Нет, не затем это, что далеко,

ты ко мне не явилась ни днем, ни ночью.
Год от года, делаясь все огромней,
созревает в нас общий плод: безучастность.

СТЕНАНЬЯ ДАМ МИНУВШИХ ДНЕЙ

Наши платья втоптала в грязь большаков пехота.
Ленты скрутило пламя в собственные спирали.
Бусы упали на дно исторического водоворота.
Кольца с прозрачных пальцев темные люди сняли.

Рухнули наши прически — зависть любой богини.

Мастер вплетал в них перья. Теперь там кричит ворона.
Мы посыпаем их на ночь пеплом. Когда дневная

розовоперстая вещь из вод восстает, нагими

мы проходим по улицам нового вавилона,
лбы напряженно морща, что-то припоминая.

1944

ПОСВЯЩЕНИЕ К СБОРНИКУ «СПАСЕНИЕ»