Вскоре мне представился случай лично с этим критиком познакомиться, и, хотя за обеденным столом не принято обсуждать цеховые дела, я спросил, почему, по его мнению, модернизму у них в отечестве так не повезло. Он ответил, что поколение поэтов, которое могло бы совершить решающий поворот, было загублено Первой мировой войной. Принимая во внимание природу словесности, мне такой подход показался чересчур механистичным, чересчур марксистским, если угодно — ставящим литературу в слишком подчиненное по отношению к истории положение. Но мой новый знакомый был критиком, а у них такая работа.
Я подумал, что наверняка есть еще какое-нибудь объяснение — если не судьбе модернизма по ту сторону Атлантики, то явной на данный момент жизнестойкости там традиционного стиха. Разумеется, есть множество причин, достаточно очевидных, чтобы вообще закрыть этот вопрос. Одна из них — просто-напросто удовольствие написать или прочесть запоминающуюся строку; другая — чисто лингвистическая логика размера и рифмы и потребность в них. Но в наши дни мы приучены мыслить окольными путями, и в тот момент я подумал только, что в конечном счете именно рифма спасает поэзию от превращения в демографический феномен. И тогда мои мысли обратились к Томасу Гарди.
А может быть, я шел и не таким уж окольным путем — по крайней мере, на тот момент. Может быть, слова «Первая мировая» что-то затронули в памяти, и я вспомнил строки Томаса Гарди: «После двух тысячелетий мессы / Мы дошли до ядовитых газов»[330]
. В таком случае рассуждения мои на тот момент шли по прямой. А может быть, эти мысли вызвал термин «модернизм». В таком случае... Конечно, гражданину демократической страны, окажись он в меньшинстве, не нужно особенно тревожиться, но характер у него может испортиться. Если век позволительно сравнивать с политической системой, то в нашем веке культурный климат в значительной мере определяется деспотией — деспотией модернизма. Или, точнее говоря, деспотией всего того, что ходило под этим флагом. И, может быть, мои мысли обратились к Гарди потому, что примерно в это время — десять лет назад — вошло в привычку именовать его «предтечей модернизма».Если говорить о разнообразных определениях, то «предтеча модернизма» — достаточно лестный вариант, ибо подразумевается, что некто, обозначенный таким образом, проложил путь нашей справедливой и счастливой (в стилистическом смысле) эпохе. Дефект здесь, однако, в том, что такое определение разом выводит автора на пенсию, — в прошедшее время, — разумеется, при этом предлагая ему все сопутствующие льготы в виде филологических штудий, но по существу лишая его актуальности. Прошедшее время здесь — эквивалент серебряных часов.
Никакая ортодоксия, тем более — новоявленная, не способна на переоценку ситуации задним числом, и модернизм — не исключение. И хотя самому модернизму приложение оного эпитета к Томасу Гарди, по-видимому, приносит выгоду, последнему, боюсь, никакой выгоды от этого нет. Так или иначе, упомянутый термин вводит в заблуждение, ибо стихи Гарди, осмелюсь утверждать, не столько предвещали развитие современной поэзии, сколько его опередили, причем на очень большой отрезок пути. Если бы в свое время, скажем, Т. С. Элиот, вместо того чтобы читать Лафорга[331]
, читал Томаса Гарди (как, не сомневаюсь, это делал Роберт Фрост), история англоязычной поэзии в нашем веке, или, как минимум, ее нынешняя фаза, была бы чуть увлекательнее. Только один пример: там, где Элиоту, чтобы ощутить ужас, понадобилась пригоршня праха[332], Гарди — судя по «Жаворонку Шелли» — хватило щепотки[333].Все это наверняка кажется вам чересчур полемичным. К тому же вы, наверное, думаете про себя: с кем, собственно, спорит стоящий перед вами человек? И правда, литературы о Гарди-поэте ничтожно мало. Есть два или три монографических исследования — по существу, это докторские диссертации, выпущенные в виде книг. Есть, тоже две или три, биографии этого автора, одна из которых вышла из-под его собственного пера, хотя на обложке стоит имя его жены[334]
. Их стоит прочесть, особенно эту, если вы считаете (полагаю, вы именно так и считаете), что жизнь художника дает ключ к пониманию его творчества. Если вы придерживаетесь противоположной точки зрения, вы не много потеряете, их пропустив, поскольку здесь мы будем заниматься его творчеством.