Проповедник-обличитель знает внешнюю часть обряда, не вникая и не желая вникать - содрогаясь от омерзения («беси», «недостоит и псом ясти») - в его мистическую символику. Мы знаем, что такое навь - загробный вей, тайна ушедших, память о тех, кто были до нас, кто оставил нас себе в замену, к кому уйдем и мы, когда исполнится мера дней наших. (В пословице «из невья не приходят ниву венить». Тот же корень в сибирском заговоре, где самая страшная из лихорадок названа дважды «невея». В повествовании о Петре и Февронии Муромских в одной из загадок таинственной пряхи –: «брат мой пошел через ночи внави зрети». Загадка там же объяснена так: брат пряхи бортник, и вот «яко же лезти на древо в высоту через ноги внави зрети к земли, мысля абы с высоты не урватися: аще кто урвется, то и живота гонзнет». По-чешски нава - могила. «Внави зрети» - смотреть по ту сторону в мертвую свою будущую сущность; навь, навы - древнейшее слово забытое, еще в средние века употреблявшееся в значении ада, загробия. И вот, из «невья», с того света не приходят ниву «венить» - выкупать, освящать ниву. Впрочем, пословица забыла древнейшее - может быть, как раз и приходят.) О них всегда помнил древний и умножал символические встречи с ними. Жертва от трапезы роду и рожаницам происходила открыто за столом, в семье. Тут прошлое и будущее семьи приходило в дом, вкушало от стола домашнего, соучаствовало в жизни. Навья молитва - может быть, была ответом круга живой семьи, гощением в потустороннем. Для этого моленной - «мовницей» - избиралась баня. Ее топили не для себя - для навья. Приготовляли всё нужное для мытья. Посыпали в бане под золою, как думает христианский проповедник, для того, чтобы невидимые оставили в ней следы. Там ставилась обильная трапеза из мяса, молока, масла и яиц, которую живые разделяли с тенями. Нам жутко от этого пиршества с мертвецами. Древние иначе относились к смерти. Глеб Святославович, подавлявший восстание волхвов, когда спросил их, приготовленных к казни, знают ли они, что с ними будет, получил ответ:
– Чудеса велика сотворю[453]
.Смерть для волхва была не ужасом, не адом, не царством небесным - чудом[454]
. Чудом чего? Перевоплощения? Преображения? Не очищения ли? Не символ ли баня-молельня телесной-духовной чистоты? Не было ли обрядом священным и для живых мытье в бане? До сих пор у евреев существует обряд омовения перед молитвой, перед трапезой, описанный в евангелии. Он сохранился и в Западной церкви: у входа в храм - сосуд с водой, входящий мокает в него концы пальцев прежде, чем первый раз перекреститься. Только наши дохристиане омывались всем телом в одни дни, а в другие ночи - всем духом, соприкасясь мирам иным. (Что омовение как обряд практиковалось славянами, мы знаем: «и се слышахом: в пределах новогородских невесты водят к воде. И ныне не велим тому таки быти; аще ли то проклинати повелеваем» - грамота новгородского митр. Кирилла, 1274[455]. Известно об очищении жениха и невесты омовением у проточной воды, потом замененное окроплением или принесением невестою кувшина с водою - вошло в народный обычай. Еще древний обычай омовения ребенка у славян, литовцев, германцев; очищение огнем и водою присутствовавших на похоронах (Нидерле).)Мы мало, мы почти ничего не знаем о смысле этих древних, вынесших столько столетий обрядов. Но какой-то осколок древнего учения донесла до нас - можно себе представить, в каком виде! - летопись. Письменность была христианской, у «язычества» письменности не было, мудрость же стерлась с веками из народной памяти, выпало ядро, осталась одна скорлупа. У преп. Никона, который знал больше других летописцев о волхвах, знал от их гонителей, того же Глеба и еще дружинника Яня, сохранился обрывок дохристианской космогонии: бог «мывься в мовници и в’спотивься, отерся вехтем и верже с небесе на землю...»[456]
- начинает он и обрывает рассказ: заканчивает богумильской дуалистической легендой. Что восстало из божьего пота - всё живое, человек ли, душа ли - живая влага в мертвой природе - банный пар духа сущего. Но связь мифа с ночной мистерией навьей трапезы ощущается. Бог мылся в молельне (бане) и отер проступившую из его божественных пор влагу испарины - влагу жизни, отер ее и бросил в мир и... там, где пали ее капли, проросло многовидное древо жизни. Не отсюда ли омовение телесное - подражание, служение богу, молитва, а место омовения - место молитвы, место таинства непрекращения рода, общения с предками, родоначальниками, прародителями, мироначальниками, вглубь до самого первого, самого начального - прообраза всего, Деда вселенной.