Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

... гремятпарады
То в Риме, то в Кремле.
Бредет людское стадо
По маленькой земле.
Но почему, как лира,
Не отразит экран
Среди событий мира,
Улыбок, матчей, стран,
Как ты живешь виденьем
В окошке чердака,
Как смотришь с огорченьем
На дырочку чулка,
Как ты идешь за хлебом
С улыбкой на базар,
И как горит под небом
Твой радостный пожар,
Как ты летишь печально
Над бездной голубой,
Как крутится хрустальный
Огромный шар земной.

Мысль его залетает дальше - в будущее, и он предвидит уже времена, когда после новых бурь, быть может,

На черной ледяной реке,
Средь русских зим глухой Соборо
Иль в гарнизонном городке
Мы вспоминать с улыбкой станем...
Французскую зиму в тумане
И Елисейские поля...

Поэзия его в общем эпичнее и потому внешне богаче сосредоточенной лирики Смоленского. Но есть и у Ладинского строчки, в которых он перекликается с автором «тесной свободы» и «огромной тюрьмы»: –

Отечество! бесславно
Ярмо влачит народ,
И ветер лип дубравный
Средь зимних бурь метет.
Под небом полумира
Молчит твой сладкий стих.
Пора! Мы жаждем мира
И тучных нив твоих.

Здесь всё - и «дубравный лист», и «небо полумира» - напоминает лучший век русской поэзии, и подлинно и захватывающе звучит заключительное «пора!».

Слыша эти новые голоса, исчезает страх перед испытаниями, раз они, эти испытания, очищенные и преображенные в творчестве, сами становятся творчеством - возвращаются в жизнь, получая свое двойное оправдание.

Так стихи лучше торжественных речей убеждают нас:

Россия еще жива,
история ее не кончилась,
будущее нам открыто.

Меч, 1935, № 25, 28 июня, стр.4-5.

Религия озарения

1

Христианство прошло не водным, огненным крещением по древней Руси. Владимир или люди владимировы крестили огнем и кровью и до земли выжгли первобытную мудрость, первоначальное откровение Бога. Священная война - самое опустошительное и беспощадное дело.

Древнее должно было исчезнуть, но исчезало с трудом.

Удивительный, единственно сохранившийся, насквозь «языческий» памятник - «Слово о полку Игореве» - описывает события конца XII века и, значит, был написан через два столетия после владимирова крещения. Между тем, только в последней фразе (которая может быть и позднейшей припиской переписчика-христианина, и данью киевской «государственной» религии) упоминается о святой Богородице и христианах. Степи еще исповедовали старого бога.

Сравнить рассказ Слова с летописным: вся летопись писана библейским причитанием с призывами к Господу Богу моему. О тех же событиях: «В день святого воскресения наведе на мя Господь гнев свой, в радости место наведе на ны плач», «се возда ми Господь по беззаконию моему», «се же встав ужасен и трепетен и наклонился образу Божию и кресту честному, глаголя: Господи, сердцевидче! аще спасеши мя, Владыко, Ты недостойного и возмя на ся крест, икону...» В Слове же нигде в этих случаях Высшее вообще не упоминается, потому что древние боги ни в поход не благословляют, ни в бой не ведут. Кровь льет человек. Имя же Бога рассказчик произносит, лишь вспомнив о благоденствии, мирном занятии, мире.

«...вещий Бояне, Велесов внуче», «...погибашеть жизнь Дажьбога внука, в княжих крамолах веци человеком сократишася», «...Встала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крилы на синем море, Дону плещучи, убуди жирьна времена».

И как это интимно-прекрасно: люди - внуки Божьи. Бог - Дед. Тут как бы установлена древнейшая кровность, божественное происхождение человека. Дед - не Праотец ли, и близость крови, уже какая-то семейственная пенатность («патриархальная») установлена. Дед - мудрый старейший член мировой семьи человечества. К Нему можно прийти со всякою скорбью и жалобой, за судом и утешением. Он - покрывающий, советующий в каждом мирном житейском и творческом деле. Обида междуусобицы, раздора порождает в памяти «жирьна времена», человек вспоминает, что он - внук Божий.

Эта постоянная степень родства от всех имен Божьих - Велесовы, Дажьбожьи, Стрибожьи внуки - как бы сливает их все в единое имя - Дед. Может быть, Велес, Дажьбог и т.д., как еврейские имена Господни, лишь оттенки свойств Единого Бога, «прилагательные», замещающие настоящее имя, которого у евреев нет (потому что Бог невысловим, неназываем), а у славян это настоящее имя и есть - Дед.