Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

благодарю Вас за память и радость, которую мне всегда приносят ваши письма. Я уже думал, что так надоел своим Союзом, что Вы и отвечать боитесь. Нет, «Оли» у нас нет – буду очень благодарен за нее, особенно – за приписки^[326]. То, что говорите («похвастаться нечем»), к печали нашей – верно. Всё – объяснимо, но от этого не легче. Всё же, из всех молодых – нельзя не признать несколько имен. Отрадно, что и в таких условиях есть у нас Ладинский, Кнут, Фельзен, Газданов. Новь, действительно, больна страхом перед сильными. Даже упоминание имени Адамовича (и в соглашательном тоне) там отвергается. Но опять-таки, хорошо, что и такая Новь есть^[327]. Там, впрочем, люди сидят благожелательные и милые. О лотерее я здесь кое-кого расспрашивал. В общем, это возможно. Не знаю, 20 ли, но около этого продать билетов можно. Только в варшавской практике обычно цена билетов назначается по 1 злотому, а 5 франков это получается почти 1 зл. 60 грошей? Но пришлите и напишите, на каких условиях Вы устраиваете лотерею (беспроигрышная? а если нет, то где происходит жеребьевка?).

 Хотел предложить Вам: здесь, кажется, недороги были бы фототипич<еские> издания (я теперь хочу попробовать): страница – 2 злотых (6 фр.) и печать от 5 до 15 зл. (в зависимости от размера издания) (от 15 до 45 фр.). Вот бы воспроизвести какие-ниб<удь> Ваши рукописные издания! (Моя заветная мечта – учиться грав<ировать> на меди или по дереву – и так догутенберговски издаваться.)

Искренно Ваш

                                                                                   Л. Гомолицкий.

На бланке Меча.

56. Гомолицкий – Бему

19 мая 35 г.

 Дорогой Альфред Людвигович,

 я все-таки думаю, что письма Ваши издать надо^[328]. Может быть, не все, а избранное. Не помню всех, хочу на будущей неделе перечесть и подобрать их комплект. Кажется мне, что последнее, особенно то, что было уже в Мече – «современнее». Что Вы скажете о новой статье Адамовича о Кирсанове? Он иногда (Адамович) совсем безответствен; правда, иногда ему удается сказать и умное, но оно совсем отдельно у него выходит^[329]. Видели ли Вы Полярную Звезду? Право, это еще хуже Чисел, хотя, казалось бы, ведь идейно вернее и ближе. Один там порок, какая-то искусственно культивируемая бездарность. Искусственно, п<отому> ч<то> Смоленский все-таки талантливый человек, а какая пропасть между его Закатом^[330] и «проклинаю» из этой Звезды^[331]. Не принимаю чем-то Парижа. Чем – не знаю еще до конца, но не принимаю. В Нови они тоже очень на Адамовича оглядываются, а уж новый Смоленский им совсем должен быть по вкусу. Посмотрим, что принесет новая Новь. Впрочем, я всё становлюсь равнодушнее и равнодушнее. Бороться мне совсем не хочется. Проповедывать – тоже. Чувствую, что должен отдохнуть. Устал, как следует даже не потрудившись. Посылаю Вам отрывки из поэмы (новой, своей)^[332]. То, что было напечатано^[333], должно войти во вступление. Как еще кончу, не знаю. Я никогда не делаю заранее законченных планов, оставляя за собою полную свободу. Идея – эмиграция для нас стала призванием. Сказать это можно в любой форме. Я пробовал уже разные. Меньше всего удается мне – рассказ, повествование в духе Казначейши^[334], Цыганки (Баратынского). Кажется, род этот уже окончательно завоеван прозой; стихи, посягающие на него, неизбежно прозу и напоминают. Возможны тут какие-то соседние формы – описательная, всякие лирики, скорее лирика гражданская, что уже блестяще доказал Блок в Возмездии. Воскрешение эпической поэзии, однако, всё же сейчас стоит на очереди, и неужели утерян секрет свободного поэтического повествования в стихах и, напр<имер>, Граф Нулин уже невозможен? Напишите, Альфред Людвигович, что вы об этом думаете и как представляете дальнейшее развитие моей поэмы. Возможно ли тут действие, прямой рассказ, или лучше, не напрягая себя, смиренно остаться только лириком. – Сейчас достал Молодец Цветаевой и нынче запоем прочел. Хочется мне, оставив Тредьяковского, отдаться русским народным размерам. Ближе мне только не «песни западных славян»^[335], не хоровые и плясовые Цветаевой, а сектантская поэзия, духовные стихи. (Четырехстопный ямб мне надоел!^[336]) Увлекаюсь сейчас Баратынским. Как-то только сейчас его понял. Так бывает с поэтами. Долго читаешь ничего не понимая, а потом вдруг откроешь. Так у меня было с Пушкиным и Блоком. А вот те, что нравились в юности и сразу, те теперь совсем отошли – Гумилев, Есенин, Лермонтов.

 Спросил, как Вы просили, Е.С.^[337] о книге памяти Осипова^[338]. Она передала ее Блюту (Вы хотели этого). Сама же писать не собирается. М<ожет> б<ыть>, пришлете заметку, статью ли о ней.

 Жена просит передать Вам свой сердечный привет.

Сердечно Ваш

                                                                 Л. Гомолицкий.

Машинопись с подписью.

57. Гомолицкий – Ремизову

                                                          22.V.35

 Многоуважаемый

   Алексей Михайлович,