Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

 Письмо это пишу, положив на раскрытую «Декларацию»^[231]. Читая ее, сделал много отметок на полях и теперь, просматривая их, вижу, что главное, чего я «не принимал» в ней, это смешение религии с политикой. Я думаю, что религиозная идея может влиять на строй жизни (путь от личного к общему, путь всех моралистов, для которых личное всегда на первом плане), и думаю также, что государство может быть в теории религиозно, вернее – само может быть религией. В таком случае его не надо делать, оно творится само, стихийно, возникает из ничего. Но тогда не нужно деклараций. А где декларация, где программа, там признание власти над стихийным человеческого узкого, душного, ослабляющего рассудка. Каждая программа порождает сто других, противоречащих ей и друг другу программ. Программа – окаменение, окаменение – раскол, неминуемый. Жизнь стихийна и не терпит рамок, разрушая окаменевшее^[232].

 Религия для «Декларации», если я не ошибаюсь, делится на религиозность государственную («утверждая религиозный характер своей системы...», «евразийцы исходят от религиозных основ...») и остывшую, застывшую церковность («православные евразийцы придают первостепенное значение Православию...», «принадлежащие к другим исповеданиям России-Евразии...»). Церкви давно написали свои декларации и раскололись. Церковь в государстве – старая ложь, от которой гибнет мир. Государство, становясь религией (всегда языческой и кровожадной – так было до сих пор и будет, пока не прекратятся войны и преступления), делает из церкви игрушку. Церковь, становясь религией (всегда «не от мира сего» – и так неизменно всякая церковь, разрывая свои рамки, выходя из каменных стен храмов на площади, – «не от мира сего», но не хочет считаться с этим, хочет подчинить мир своей мечте), неизменно разрушает государство. Само государство должно стать религией (а не религиозным), создаться усилием, духовным, многих^[233]. Не знаю, возможно ли это в наших условиях. Это основа трагизма нашего положения, в этом вопросе – решение наших судеб. Не решивший его или атеист, или реставратор, т.е. в обоих случаях человек мертвый.

 Противоречие с «религиозностью» для меня начинается с IV пункта. Слишком там дальше всё по-земному, как и испокон веков ведется в человеческой каннибальской истории. Читая, забываешь о религиозности, и сами собой приходят вопросы: «Из существа Е<вразийства> вытекает, что национальностям в Р<оссии>-Е<вразии> Евразийское Государство гарантирует...» – только вытекает или действительно гарантирует? Как Е<вразийство> относится к системе дуче? и проч.

 Простите, дорогой Константин Александрович, может быть, Вам больно оттого, что дорогое Вам критикую. Но не ради критики делаю это, а из прямоты и честности, чтобы между нами не было недоговоренности. Хочу верить, что от меня Вам это не больно. Потому, что я не от политической слепоты (в политику не верю, партии ненавижу), а именно от того, что хотелось бы как раз от политики очистить, заставить быть не членами враждующих партий, а людьми. Тогда бы нашелся и общий язык. А пока будут партии – будет и анархия...

 Обращаясь к нашим будням, скажу, что Е<вразийство> самая серьезная и полно разработанная система. Из разговоров с разными людьми в Варшаве понял, что здесь в Е<вразийство> не верят, считают каким-то кустом засохшим, давшим жизнь новым побегам (младороссам...). Не знаю. М<ожет> б<ыть>, они знают лучше моего, но, меря на свою мерку, скажу, что если уж выбирать из того, что есть, Е<вразийство> для меня симпатичней.

 Да, вот еще что не совсем для меня ясно. Какую связь имеет Е<вразийство> с Федоровым?

 Обо всем этом легче было бы говорить лично, не в письме. Дама, которая звонила мне по Вашей просьбе, сказала, если только я не ослышался (в редакции всегда шумно и многоголосо), что Вы приезжаете в Варшаву. Тогда мы, конечно, встретимся и переговорим всё. Найти меня легче всего в редакции – я там от 8 утра до 4.

 «Наш ответ» Трубецкого пока еще задержу у себя, если Вы позволите^[234]. Читали ли Вы статью Е. Вебер «Три темы» о Вашей книге (Молва № 143)^[235].

–––––

 Хочется закончить письмо сердечной благодарностью Вам за Вашу отзывчивость, человеческую, живую, которая так редка теперь у людей, каких-то слишком взрослых, слишком опустошенных. Я сам чувствую себя живым, настоящим, самим собою только в таких отношениях, а вне их чувствую себя лишним, сжимаюсь, вбираюсь в себя. Хочется, чтобы Вы не приняли во зло мое искреннее письмо, в котором, высказывая просто и прямо всё, что думаю, не хотел унизить того, чем живете Вы, Вашей веры. Не сердитесь на меня. От всего сердца жму Вашу руку.

Л. Гомолицкий.

25. Гомолицкий – Бему

                                                              4/XI 1933

 Дорогой

                  Альфред Людвигович,