Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Но проза Гомолицкого, печатавшаяся в конце 1930-х годов, содержала и наброски – опять-таки автобиографического – повествования, независимого от религиозно-философской «уединистической» проблематики. К ним относятся рассказы, напечатанные под псевдонимом Г. Николаев и излагавшие эпизоды, образовывавшие параллели различным сюжетным моментам «Совидца»⁵⁴⁰. А весной 1939 появился и совершенно другой по стилистико-нарративным особенностям «квази-автобиографический» рассказ, в котором угадываются воспоминания Гомолицкого о его юности в Остроге и деятельности там, приуроченной к «Дням Русской Культуры». Он выдержан в манере, стилизованной под «массовую» «старомодную» прозу конца XIX века, и представляет собой «пробу пера» у поэта в совершенно не свойственном ему прежде жанре балагурно-водевильного повествования, характеризуемого игрой с юмористически подобранными «говорящими» именами, сатирически утрированным портретированием и т.п.⁵⁴¹

Процессу «подведения итогов» и поискам новой поэтики трагическую остроту придала разразившаяся новая мировая война. Когда гитлеровские войска стали приближаться к Варшаве и столица подвергалась бомбежкам с воздуха, Гомолицкие присоединились к массе беженцев, бросившихся в восточные области страны. Лев Николаевич с женой пытались пробраться на Волынь, где жили их родители. Перипетии этого бегства описаны в «Совидце» и включают деталь, свидетельствующую о размерах охватившего поэта отчаяния. Как сообщает этот рассказ, родители абсолютно ничего не знали о его женитьбе, и даже при посещении их в 1936 г.⁵⁴² и 1937 г.⁵⁴³ сын счел невозможным эту тайну им открыть. Как и родители Евы, они были изначально против такого (как сказано в «Совидце») «фантастичнейшего из браков». Направляясь туда вместе с Евой сейчас, надо было решить, что сказать им о созданной семье, о «доме», ставшем вдруг «ковчегом». Однако свидание с родителями не состоялось: при переходе через Буг стало известно о вступлении советских войск в пределы польских восточных «кресов». Родители и Льва Николаевича, и Евы оказались на занятой Советским Союзом территории. Бегство Льва и Евы на восток завершилось вынужденным возвращением «домой», в занятую немцами Варшаву. 13 июня 1941 года в письме к А.Л. Бему – который мог помнить приход восемнадцатилетнего юноши с матерью в книжный склад «Rossica» в Варшаве в сентябре 1921 года – Гомолицкий сообщал: «С первого дня войны потерял из вида своих родителей». Не смог он ничего узнать о их судьбе и после войны, несмотря на обращения в Красный Крест. Мало шансов, что бывшему офицеру царской армии, служившему в пенитенциарной системе Российской империи, удалось уцелеть в репрессиях, осуществленных советскими карательными органами в «освобожденных районах» в 1940-1941 гг. Не приходится гадать и об участи родителей Евы, если они оказались под немцами после нападения Гитлера на Советский Союз.

Замечательным документом пережитого в сентябрьские дни 1939 года является стихотворение «От крова остается печь...» (№ 273), относительно которого автор колебался – присоединить его к законченному перед войной циклу «Притч» (состоявшему из 21 текстов) или начать им новый. В нем говорилось:

за колесо хватает Буг
Бог с берегов зовет назад
беглец певец воспой сей круг
когда уста небес гремят
кто ты где твой заблудший дом
что ты в борьбе полубогов
тесней пространство с каждым днем
все ниже голоса громов

Победило решение «Притчи» продолжить, и этому стихотворению был присвоен «пограничный» двойной номер – 0 (22), где первая цифра направляла в сторону продолжения, а вторая, в скобках, сигнализировала о завершении довоенного цикла.