Молчанье. Рядом мы. За окнами свежо, березы желтые, осенний ветер мокрый. А время шепчет песнь неслышно и легко. Лик сумерек склонился бледно-блеклый. Нам говорить зачем? Мы знаем хоро- шо, что у обоих нас свои большие боли, но на словах оне не значат ничего и го- ворить их нету воли. Мы знаем хорошо, что молоды сердца, что юный поцелуй блаженен и роскошен, но темь молчащая так нежно хороша и праздник наш так радостно непрошен. От печки жар. Мурлычет кот в углу. Сердец неровный стук в вечерний час молений. Молчанье. Бьют часы и сыпят в полумглу цветы вечерние торжественных мгновений.
10
Смерть
Смерть? Пусть... я не боюся смерти этой. Ах, если там хоть призрак есть, хоть сон, я пронесусь невидимой кометой, я обойму бездонный небосклон. Я к ней приникну ночью к изголовью. Я буду ей шептать волшебные мечты, и пусть в ее лице, пылающею кровью, го- рят и искрятся, и носятся оне. Валы безумные седого океана в мело- дии волшебной задрожат, и стоны дикие и крики урагана падут и рокотом угрюмым усыпят. Пусть спит. А я над ней, к ее лицу склонившись, сказав: люблю, прибой встре- вожу сна, и, на мгновение, на миг один за- бывшись, прильнут к щеке бесплотные уста.
11
. . . . . . . . . .
Кто счастья личного алканья утолит, искания его минуту успокоит? Бесцветной мглой пе- чальный мир облит. Искать огня напрасно и не стоит. Но нам зачем огонь? Доволь- но и тепла. В красивой дружбе, в радости мгновенья не вся ли жизнь безудержно прошла, в даль безвозвратную ведя свои мгновенья.
12
Чем ветренней ночь, чем темней за окном и страшней – тем в доме уютней у ра- достно пышащей печки, тем трепетней ближе далекие души людей.
13
Старик
Он сел за клавиши. Дыхание луны лицо морщинистое робко осветило. Ах, сколько было грусти и души в его глазах, какой-то гордой силы. Он заиграл. Лился за звуком звук. Под пальцами ожили клавикорды. Колеблясь, звали слез, тоски и мук волшебные и силь- ные аккорды. О чем он думал, немощный старик? Ужель – под натиском волны воспоминанья, он молодость почувствовал на миг и поза- был и годы и страданья? И, окаймленное сребристой сединой, луной овеяно, лицо его ожило счастливой грезою – печальною мечтой... А я сидел – мне как-то грустно было.