Наш путь в луне, сиянием обвитой; наш путь в полях, обрызганных дождем. Он – брат по духу бледный и не сытый; я – опаленный только что огнем. Я говорю, что видел я глазами, и голос мой становится чужим: я растворяюсь, таю над полями, внезапно Я совсем сливаюсь с ним. И под луной, в тиши полей бескрайной, все устремляясь вдаль или вперед, мне кажется,– наш раз- говор случайный он сам с собой задумчиво ведет.
122
9
Я опрокинут точно чаша меда; прозрач- ный мед с моих краев течет. Мед, сохранявшийся потомкам в род из рода, с моих краев течет в пространство мед. Блеск дней звенящих, плеск ночей беззвучных! О радость, радость! Нет границ и слов... Среди лугов сверкающих и тучных, среди беззвучных горних облаков.
123
10
Лишь только ночь отбросила рукою со лба волос густую пелену,– Я слышу, голос мне звучит трубою и падает, вонзаясь в тишину: «Ты отдыхал в Моих объятьях нежных, из губ Моих ты пил сладчайший мед и прославлял Меня в стихах безбрежных, благословлял Меня из рода в род. «Так знай, что этот свет и озаренье, чему тебе названий не сыскать – «Лишь тусклое ночное отраженье, слежавшая- ся стертая печать. «В сравненьи с тем, что ты, в лучах сгорая, принять еще в восторге осужден – «все это – только копия плохая и проходящий мимолетный сон».
124
11
Как я могу бестрепетно глазами роскош- ный день – осенний день – встречать, когда мне да- же тьма дрожит огнями и от лучей мне некуда бежать! Я, так любивший и впивавший звуки, под музыку привыкший засыпать, я – не могу теперь без острой муки простые звуки даже различать. Аккорды легкие из комнаты далекой мне скрежетом и визгами звучат. И слышу я во сне в ночи глубокой: ревет труба и выстрелы гремят.