Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Бездонной ночью у камней земных,
когда, хрипя и кашляя, утих
мир человечий,– я, один не спящий,
я обращен лицом к росе горящей
на небе пыли золотой Твоей.

За поколенья тварей и людей

я говорю Тебе: зачем же слава
коснулась только этих слабых рук?

Взгляни, до звезд, огромна и кровава,

ложится тень земных позорных мук.
Вот, сквозь ночное душное молчанье
я слышу крик, проклятья и ворчанье –
то, бредя, стонет недостойный прах.

А я, его случайная частица,

качаюсь сладко на Твоих руках,
и надо мной порхает дух, как птица.

От суеты, не знающей любви,

их пробуди божественным волненьем,
их опрозрачни тем же озареньем
и голосом таким же позови...

4

Из губ за словом вылетает слово
и исчезает в сонной темноте.

Разбросаны вдоль края голубого

на недоступной тучам высоте,
все так же звезды зреют, созревают
и, повисая в черной пустоте,
безмолвие ночное отражают.

Я прохожу под этой тишиной

по округленным камням мостовой –
по каменным кускам земного хлеба,
которые Ты подал людям с неба.

Ты добр, но Ты пристрастен. Ты богат,

но скуп. Твой дорогой наряд
не крылья – камни на людские плечи.
И непонятны и случайны речи,
в которых души посвящаешь их.

Не знаю я Твоей небесной тайны.

Твои подарки, может быть, случайны,
и верно, в шутку, от избытка сил
Ты, разлетевшись пылью в небосклоне,
мир этот в тьму пустую уронил
и зачал дух в слепом зверином лоне.

И я, другим бессильный передать

Твой дар, Твой отблеск славы – благодать,
непостижимую тоску по внешнем свете,
я их верну Тебе, восторги эти,
чтоб стать, как все, слепым и злым опять.
Но до конца в хранилище сознанья
Твои составлю неземные знанья,
что Ты в меня вдохнул однажды Сам.
И, от земного скрыв непониманья
Твое названье, с телом по кускам
я незаметно людям их раздам.

Прости мое земное отреченье,

что я Твоей любви не перенес.

В последний раз приди, как дуновенье,

коснись моих развеянных волос.

Взгляни: взлетает над землей высоко

гряда как дым прозрачных облаков.

Мне будет здесь теперь не одиноко,

и возвратиться к тленью я готов
без горечи, без вздоха и упрека.

Вот новый трепет ощущаю я

внимательно, склонясь, вчитаться в просинь
лица земного, в круге бытия
вступающего в мертвенную осень.

Есть знак для сердца в этой синеве:

кружа, садится мертвых листьев стая
и смотрит ночь, по шелестам ступая,
на гороскоп созвездий. К тетиве
натянутой тумана припадая,
осенний ветер целится стрелой
в грядущий белый незванный покой...

166