Итак, прежние враги стали уже не временными союзниками, но политическими друзьями; после долгих колебаний партии расслоились вполне естественно согласно с общими положениями своих программ: либералы отстаивали принцип национального самоуправления, консерваторы стояли за неприкосновенность империалистских начал. С 1886 г. вплоть до 1891 г. парнелиты голосовали всегда с либералами, и не было случая, когда они отказали бы Гладстону в поддержке против кабинета. Как только началась осенняя сессия 1886 г., Парнель внес на рассмотрение парламента [177]
билль об улучшении положения арендаторов в Ирландии; по этому биллю, между прочим, лица, арендовавшие не земельные участки, а только дома, должны были получить все права, предоставленные земельным арендаторам. Кроме того, всем вообще арендаторам предполагалось доставить льготный кредит из государственного казначейства для выкупа в собственность арендуемых участков. Этот проект был враждебно встречен министерством; Гикс-Бич с своей обычной ядовитостью сказал Парнелю во время прений [178]: «Мне прекрасно известно, насколько важно для правительства быть в мире и согласии с ирландской партией, но мы не вправе покупать мир ценой несправедливости (по отношению к лендлордам. — E. Т.)». Законопроект Парнеля был отвергнут [179]; консерваторы и унионисты оказывались гораздо сильнее гладстоновцев и парнелитов. Намек сэра Гикс-Бича был далеко не единственной шпилькой, направленной против превращения Гладстона «из английского Савла в ирландского Павла». Либералам, оставшимся верными своему старому лидеру, приходилось выслушивать упреки в пресмыкательстве перед Парнелем, в отступничестве от своей национальности и пр. Один из выдающихся гладстоновцев, знаменитый автор «Священной Римской империи», Джемс Брайс, отвечал на эти нападения статьей [180], являющейся партийным объяснением с обществом. Он заявил прямо, что прежняя политика либералов, политика усмирительных законов была ошибкой [181], что опыт показал всю тщету сурового обращения с Ирландией, и, наконец, что выбор 86 парнелитов в первый раз открыл либералам глаза на истинные желания и нужды ирландцев, на их стремление получить гомруль [182].После таких деклараций Парнель мог с полной справедливостью считать гладстоновцев такими же своими орудиями, как О’Келли, О’Коннора или Мак-Карти. Интересно еще и то, что в прессе Гладстона обвиняли в желании отдать Ирландию под диктатуру Парнеля, так как дублинский парламент будет пешкой в его руках. Гладстон сам печатано ответил на это [183]
, что действительно Парнель будет играть огромную роль в ирландской палате, и что он, Гладстон, это знает…Лондонской прессе и министерству скоро пришлось говорить об ирландских делах не только по поводу дружбы Гладстона и Парнеля: с зимы 1886 г. и в особенности весной 1887 г. аграрные преступления после временного затишья опять начали тревожить страну. Когда в феврале 1887 г. в парламенте стали обсуждаться меры, необходимые для прекращения аграрных разбоев, Парнель произнес длинную речь, в которой между прочим, говорил следующее: «Если вы создадите новый закон об усмирении, то поверьте, что этим вы возбудите Ирландию гораздо сильнее, нежели всевозможные агитаторы из Америки, начиная от Нью-Йорка и кончая Сан-Франциско. Гомруль и земельная реформа — единственные противоядия». 28 марта член кабинета Бальфур предложил палате проект билля о преступлениях. Между прочим он мотивировал необходимость этого закона тем, что правительство должно защищать с помощью специальных агентов особы 770 лендлордов [184]
; каждому агенту нужно платить в год 70 фунтов (700 рублей); в общем значит правительство принуждено покупать безопасность лендлордов ценой 55 тысяч фунтов [185] в год, а это, по мнению Бальфура, дорого. Далее, воскрес бойкот, общественная опала против тех фермеров, которые занимают места прогнанных арендаторов. В 1887 г. бойкотировалось 836 человек, цифра давно уже небывалая. Парнель отвечал, что лендлорды, почувствовав опору в министерстве Салисбюри, стали развязнее прогонять своих арендаторов и противозаконно возвышать арендные цены, так что они являются зачинщиками аграрных преступлений и бойкота, а не ирландцы. Билль прошел в первом чтении, но дебаты во время второго чтения были еще более страстны [186]. «Вы намерены, — сказал Парнель, обращаясь к Салисбюри, — посылать на эшафот и в тюремные камеры людей заведомо невинных, непричастность которых к преступлениям известна и их соседям, и даже властям». В самых резких выражениях он обвинял премьера и Бальфура в желании внести террор в Ирландию. Гладстон, не обращая внимания на враждебные крики консерваторов, поддерживал Парнеля. Ему напоминали его собственные билли об усмирении, но он твердо стоял на высказанном раньше: явственно признавая ошибочной всю прежнюю свою ирландскую политику, он протестовал против желания Салисбюри продолжать ее.