Вопрос о том, почему Александрийский опыт вскрытий представляется исключительным эпизодом в истории медицины, заслуживает отдельного рассмотрения. Л. Эдельштейн[73] высказывал мнение, что исследования анатомии человека продолжались и позднее — вплоть до первых веков нашей эры. Подавляющее большинство современных ученых с ним не согласны, считая, что ко второй половине II в. до Р.Х. этот опыт практически исчезает из медицинской исследовательской практики[74]. В качестве основного аргумента, как правило, вновь приводится известный тезис о религиозных запретах. На наш взгляд, он столь же многозначителен, сколь и бессодержателен — весь опыт античной науки показывает, что при наличии сильной и последовательной исследовательской программы рамки античного религиозного культа оказывались весьма гибкими. Вопрос заключается лишь в необходимости наличия такой программы, а ее существование, в свою очередь, зависит от формирования картины мира ученого в рамках той или иной натурфилософской доктрины. По нашему мнению, суть дела заключается в доминировании стоической натурфилософии, лежавшей в основе взглядов врачей-эмпириков. Мы уже отмечали характерный для этого направления медицинской мысли принципиальный отказ от гиппократовской цели реконструкции невидимого на основе косвенных и вторичных видимых проявлений. Собственно, на это и указывает Гален, выбравший в своем трактате «О доктринах Гиппократа и Платона» Хрисиппа из Сол в качестве одного из своих основных научных оппонентов. Сюда же относится сложившаяся во II–I вв. до Р.Х. традиция вольной интерпретации взглядов Аристотеля, в которой, применительно к истории медицины, наиболее важным элементом был тезис о нахождении разумной части души в области сердца. Из этого прямо следовал основополагающий для картины мира врачей-эмпириков тезис об исхождении нервов от сердца. Очевидна полная несовместимость этого тезиса с результатами практических исследований Герофила, открывшего черепно-мозговые нервы. На наш взгляд, соображения В.С. Стёпина о принципах формирования картины мира ученого в методологическом плане чрезвычайно плодотворны, особенно для системного анализа феноменов протонауки. По нашему мнению, причины того, что системные анатомические исследования в Александрии в III в. до Р.Х. стали лишь эпизодом в истории медицины, не сформировав соответствующую традицию, следует искать, прежде всего, в области состязания натурфилософских систем, лежавших в основе взглядов различных медицинских школ. Иными словами, речь идет прежде всего о «картинах мира» ученых, а уже потом о языческих религиозных табу.
Герофила справедливо считают основателем анатомической науки. Его наследие представляется наиболее существенным в отношении накопления данных об анатомии мозга и нервной системы, глаза, органов пищеварения, сосудистой системы, устройства мужских и женских половых органов. Еще Праксагор — учитель Герофила — задавался вопросом о том, как именно импульс к осуществлению произвольного движения передается из вместилища интеллекта к той или иной части тела. Основой для его решения стали идеи Диокла о циркуляции пневмы. По мнению Праксагора, по артериям перемещалась именно та ее часть, которая именовалась «психическим духом»[75]. Она и являлась непосредственно субстратом — проводником (или, вернее, переносчиком) этого импульса. Артерии по мере удаления от сердца и приближения к конечностям, по мнению Праксагора, становились все тоньше, пока, наконец, не истончались до такой степени, что их стенки совершенно сливались, образуя новое, со́лидное анатомическое образование. Его Праксагор называл нейрон (νευρώνας). Это слово одновременно обозначает и «нерв», и «сухожилие». Впоследствии в трактате «О доктринах Гиппократа и Платона» Гален уделил много внимания анатомической дифференциации этих образований и их названий. Естественно, что в системе Праксагора в артериях кровь отсутствовала, она циркулировала только по венам. Таким образом, нельзя сказать, что Праксагор открыл нервы, скорее, он спекулятивно обосновал их наличие, предположив, что нервы образуются из истонченных артерий. Однако функция нервов — передача сигнала от центра управления произвольными движениями тела к его частям — определялась совершенно верно. Был предложен даже субстантивный медиатор функции — психический дух.