4.6.13. Ведь если отнестись к этому вопросу со вниманием, то будет ясно, что общей целью всех сочинений о страстях, и особенно об их лечении — а именно в таком сочинении он написал это, — является как раз определение всех тех причин, по которым люди, действуя в соответствии со страстями, отвергают свои первоначальные суждения.
4.6.14. Он же настолько далек от определения всех этих причин, что даже ту причину, которую он упомянул в этом отрывке, он не определил точно. Ведь мало сказать, что это слабость души, поскольку слабость — общая и единая причина всех страстей.
4.6.15. Хрисипп говорит, что есть много таких причин, то есть причин, выявляющих слабость души: для Менелая это красота Елены, для Эрифилы — золото, для другого — нечто другое.
4.6.16. Существуют тысячи причин, по которым живущие в соответствии со страстью отходят от своего первоначального суждения.
4.6.17. Однако не нужно перечислять все эти тысячи причин, а достаточно сказать о немногих основных, как это делал Платон, говоря, что знание обладает царской властью и господством и что никакой человек, обладающий знанием, не может ошибаться ни в чем, но ошибаются переубежденные, или забывшие это, или принужденные силой, или прельщенные, всякий в своем деле.
4.6.18. Но забыть что-либо или быть переубежденным — это еще не страсть, равно как и полное отсутствие знания есть невежество и незнание, а не страсть.
4.6.19. Если кто-либо отступает от своего прежнего суждения, принужденный гневом или прельщенный наслаждением, то душа его является слабой и вялой, и движение ее есть страсть, как душа выведенного в трагедии Менелая, прельщенная влечением, отступает от первоначального намерения, или принуждаемая гневом душа Медеи, о которой Хрисипп упоминает, приводя стихи Еврипида и не понимая, что они свидетельствуют против него самого:
4.6.20. Ведь если бы пассаж Еврипида свидетельствовал в пользу взглядов Хрисиппа, там не было бы сказано «я понимаю», но было бы сказано нечто противоположное: «я не знаю и не понимаю, что решаюсь на зло».
4.6.21. Ведь что иное может означать это понимание и это подчинение гневу, как не то, что автор предполагает у Медеи два начала побуждений: одно — то, при помощи которого мы понимаем события и имеем знание о них, то есть разумную силу, другое же — неразумное начало, дело которого — гневаться.
4.6.22. Итак, душа Медеи была принуждена этим началом; другое начало — вожделеющее — прельстило душу Менелая и вынудило его следовать своим повелениям.
4.6.23. Хрисипп не чувствует здесь противоречия, но делает тысячи утверждений такого рода, например, когда говорит: «Это влечение, неразумное и отстраненное от разума, распространено, я думаю, шире всего; имея его в виду, мы говорим, что кто-то охвачен гневом»[347]
.4.6.24. И еще: «Поэтому с людьми, охваченными этой страстью, мы ведем себя как с безумными и относимся к ним, как к тем, кто потерял рассудок, не в себе и не владеет собой»[348]
.4.6.25. Затем он снова объясняет то же самое: «Эта утрата себя и выхождение из себя происходят не из-за чего иного, как из-за отказа от разума, о чем мы сказали выше»[349]
.4.6.26. А ведь выражения «быть влекомым гневом», «выйти из себя», «быть вне себя» и подобные им явно свидетельствуют против того, что страсти есть суждения и связаны с разумной силой души, как и то, что сказано им далее:
4.6.27. «Поэтому мы можем слышать, как о влюбленных, о людях, охваченных другими сильными желаниями, и о тех, кто гневается, говорят, например, что, мол, пусть уж гневаются, что надо войти в их положение и, плохо это или хорошо, никоим образом их не отговаривать, даже если они поступают неправильно и для себя вредно»[350]
.4.6.28. Ведь и то, о чем говорит здесь Хрисипп, вновь указывает, что яростная сила есть нечто иное, чем сила разумная, и что стремления живого существа, когда оно находится в состоянии страсти, управляются либо этой силой, либо силой вожделеющей, так же как когда оно находится вне страсти, оно управляется силой разумной.
4.6.29. О следующем высказывании Хрисиппа можно сказать то же, что и о приведенных ранее: «Любимые в особенности ожидают от тех, кто их любит, именно таких порывов, то есть что они будут вести себя непредсказуемо и безрассудно, а также пренебрегать увещаниями и, более того, вообще ничего такого не станут слушать»[351]
.4.6.30. И ведь все это свидетельствует в пользу древнего учения, как и то, что он пишет далее: «Они настолько теряют разум, настолько неспособны слушать или обращать внимание на увещания, что, пожалуй, не будет неуместным сказать им такие слова: