Сочинение Галена «Опровержение возражений, выдвинутых Юлианом против Афоризмов Гиппократа»[160]
дополняет уже имеющийся в нашем распоряжении корпус источников, в которых представлена полемика Галена с врачами-методистами. В данном случае оппонент Галена — Юлиан, известный представитель методистской школы, не относящийся, впрочем, к числу столпов, сформулировавших ее основные положения. Юлиан — это, безусловно, не Эрасистрат, не Асклепиад и не Фессал, но наряду с Сораном он, по-видимому, один из наиболее известных врачей-методистов имперской эпохи, по времени близкий к Галену. В отличие от Сорана Эфесского Юлиан не внес значительного вклада в развитие медицины. Однако в свое время он как талантливый писатель и пропагандист идей школы врачей-методистов был очень известен и влиятелен. Он писал обширные сочинения, направленные против представителей других врачебных школ, в первую очередь против рационалистов-гиппократиков. Например, считается, что только один его трактат, опровергающий афоризмы Гиппократа, состоял из 48 книг. Произведениям Юлиана школа методистов обязана своим существованием: В. Наттон указывает, что в западной части империи методисты комфортно существовали до V в. На Востоке, напротив, триумф системы Галена был сокрушительным — статус господствующего учения она обретает уже к концу III в.[161] Работы Юлиана, по преимуществу компиляторного и разъяснительного характера, сыграли роль некоего «моста во времени» между отцами-основателями школы врачей-методистов и ее позднейшими представителями.В начале своего сочинения Гален критикует методологию врачей-методистов, считавших основой обучения профессии освоение опыта учителя. Речь, конечно, идет не о том, что учитель не нужен, — Гален имеет в виду необходимость наряду с практическим опытом наставника усваивать объективные законы природы. Для врачей-методистов, картина мира которых определялась атомистической натурфилософией, идея существования в природе законосообразного порядка протекания физических процессов была неприемлема. Отрицая телеологический принцип устройства человека, они видели процессы его жизнедеятельности как результат хаотического движения атомов. Тогда «благоприятное стечение обстоятельств» Эрасистрата становилось столь же универсальным, сколь и бессмысленным объяснением успешного излечения больного. Гален обращает внимание на пользу этой теории: «Неужели ученики Фессала должны подражать своему учителю, если он с помощью очистительной клизмы вылечивает больному желудок, а если очищение произошло произвольно, то его воспроизводить не следует? Или предположим, что у женщины случилась задержка месячных, а потом кровавая рвота. Неужели ученикам Фессала нужно повторять действия учителя, который, вызвав истечение или отворив жилу, излечил эту болезнь, а если месячные прорвались сами по себе и принесли облегчение, то природе им в этом подражать не следует? Ведь нет разницы, повитуха или Фессал вызвали месячные, или больная получила облегчение без их участия, от самопроизвольного истечения, — польза происходит от опустошения, а не от того, что его вызвало» (1, 250–251 К).
Гален обращает внимание на увлеченность Юлиана и его сторонников абстрактными натурфилософскими идеями, которые мешают им правильно понимать вопросы врачебной практики, тем более что и в философии Юлиан делает грубые ошибки: «Если врач методической школы, сам того не заметив, станет выступать как натурфилософ и скажет без хвастовства и чванства, не делая вид, что выносит на всеобщее обозрение некие основы сокровенного учения, что болезненные процессы, происходящие с телом, бывают двух видов и для того, что составлено сообразно природе, возможно два вида перемен, или изменений, противоположных друг другу, — избыточное собирание и насильственное излияние, — то слова его покажутся разумными — не натурфилософам, конечно же, рассуждающим о материи вселенной, а врачам физической школы» (3, 255–256 К).
Дальнейшие рассуждения Галена о плохом знании Юлианом той самой философии, на которую тот пытается опираться, напоминают читателю о неоднородности взглядов представителей методистской школы на протяжении всей ее истории. В этом нет ничего удивительного — и гиппократики разных поколений спорили между собой (пример — споры между Ликом и Галеном). Кроме того, категориальный аппарат натурфилософии атомизма сам по себе значительно обеднял возможности объяснений процессов жизнедеятельности живых существ. Необходимость давать правдоподобные теоретические интерпретации вопросам практического свойства приводила к возникновению разногласий.