Сочинения. Том I. Трактат «Личность и проступки». Пьесы. Статьи о театре

Можно заметить, что между действием человека и всем тем, что в человеке делается, существует не одно лишь противопоставление, но и очевидная соотнесенность и даже определенная равнозначность обоих фактов, или структур. А следовательно, и в том случае, когда мы утверждаем действие, говоря, что «человек действует», и в том случае, когда утверждаем делание, говоря, что «(нечто) делается в человеке», – то есть и в том, и в другом случаях человек выступает в качестве динамического субъекта. И действие, и то, что в человеке делается (и то и другое по-своему) проявляет и осуществляет динамизм, свойственный человеку. И у той, и у другой структуры исток общий – человек; если, с другой стороны, мы говорим об agere и pati как о двух разных направлениях того же динамизма, то в то же время мы можем утверждать, что направление «изнутри» у них общее, являясь в итоге сущностью всякого динамизма. Agere и pati различают этот динамизм, но не лишают его единства следования из того же самого динамического субъекта. Однако это нисколько не упраздняет факта, что agere-поступок отличается от тех других динамических проявлений субъекта «человек», которые мы объединяем в категорию pati.

Стоит, пожалуй, обратить внимание еще и на два разных вида пассивности, которые мы выражаем с помощью словосочетаний: «(нечто) делается в человеке» и «(нечто) делается с человеком». В разговорной речи оба эти словосочетания часто подменяются, и потому, произнося «нечто делается с человеком», мы нередко имеем в виду, что нечто делается в нем. Но, строго говоря, словосочетание «делается с человеком» соотносится лишь с внешней стороной данного факта. Это совершенно особый вид пассивности. Человек не является тогда динамическим субъектом делания, источник которого в нем самом, но, скорее, является объектом, с которым некий иной субъект или другая сила нечто делает, меж тем как он это только испытывает. Испытание уже само по себе говорит о пассивности субъекта «человек» и не говорит (по крайней мере, не говорит впрямую) о внутреннем динамизме этого субъекта, о том особом динамизме, на который указывает словосочетание «(нечто) делается с человеком».

Сопряжение potentia—actus как понятийный эквивалент динамизма

Свойственный человеку динамизм в традиционной концепции личности и поступка понимается по аналогии с динамизмом любого бытия. Динамизм бытия изучает традиционная метафизика; ей также (а в особенности, ее великому создателю Аристотелю) мы обязаны той концепцией, которая динамический характер бытия выражает языком философских понятий. Она не сводится лишь к одному понятию actus, но является мыслительной парой понятий potentia—actus, сопряженной между собой в одно целое. Сопряжение для этих понятий столь органично, что, используя одно из них, мы через это указываем и на другое. Ибо это другое понятие всегда содержит в себе и тот соотнесенный смысл, без уяснения которого невозможно понять первое и vice versa.

Таким образом, actus не может быть осмыслен без potentia, a potentia – без actus²⁷. Если речь идет о самих терминах, то в определенном смысле они на польский язык непереводимы (особенно термин actus). Термину potentia могло бы быть эквивалентно существительное «возможность» [mozno's'c]. Возможность означает то, что уже вроде бы есть, но в то же время еще и не существует, находится в стадии становления, словно бы в чьем-то распоряжении, уже и в готовом даже виде, но еще не в действительности, без завершенности. Actus (представленный в польских философских учебниках как «акт») – это то же, что и осуществление возможности, ее свершение.

Как видно, значение обоих понятий строго коррелятивно и касается не только каждого из них в отдельности, но и в их сопряжении. Это сопряжение указывает не только на два различных и вместе с тем тесно соприкасающихся между собой состояния бытия, но и на их взаимопереходность. Именно эта взаимопереходность объективирует структуру всякого динамизма, который есть в бытии как таковом (а оно и является особым объектом метафизики) и одновременно – в каждом бытии, в любом бытии безотносительно к той сфере человеческих знаний, которые его специально изучают. Можно сказать, что здесь метафизика оказывается для мысли той самой благодатной почвой, в которой укоренены все науки. Мы и сегодня не знаем другой такой концепции и другого такого языка, которые способны были бы передать динамическую суть изменений (всех тех изменений, что происходят в каком-либо бытии), кроме этой единственной концепции и этого единственного языка, которым наделила нас философия potentia—actus. На основе этой концепции и с помощью этого языка может быть адекватно понят всякий динамизм, возникающий в каком-либо бытии. Их следует использовать, определяя динамизм, свойственный человеку.