Сочинения в 2-х томах. Том 1

Простец. В этом тоже причина, почему тайное нельзя сообщать всем людям, ибо когда оно открывается, то кажется им нелепым. Ты удивляешься тому, что я тебе сказал нечто противоречивое в себе, но [зато] ты услышишь и вкусишь истину. Я утверждаю, что сказанное мною о единице, унции и петите можно сказать и обо всем, что относится к началу всех вещей. Начало же всех вещей есть то, через что, в чем и из чего производится все способное быть произведенным, и однако же начала нельзя достигнуть посредством какой бы то ни было произведенной вещи. Начало есть то, через что, в чем и из чего познается все познаваемое, и все же оно остается недоступным для разума. Подобным же образом оно есть то, через что, из чего и в чем выражается все выразимое, и все же оно невыразимо никакими словами. Оно есть также то, через что, в чем и из чего определяется все определимое и кончается все, что способно заканчиваться, и все же оно остается неопределимым через определение и нескончаемым через полагание конца. Ты сможешь образовать неисчислимые, в высшей степени истинные положения подобного рода, и наполнить ими все твои велеречивые тома, и добавить еще другие без числа, чтобы видеть, каким образом обитает в высочайшем мудрость. Высочайшее же есть то, выше чего не может ничего быть. И эта высота есть одна лишь бесконечность. Поэтому мудрость, которую все люди, стремясь к ней по природе, ищут с такой страстностью ума, познается не иначе как в [знании о] том, что она выше всякого знания, и непознаваема, и невыразима никакими словами, и неуразумеваема никаким разумом, неизмерима никакой мерой, незавершаема никаким концом, неопределима никаким определением, несоизмерима никакой соразмерностью, несравнима никаким сравнением, неизобразима никаким изображением, неформируема никаким формированием, недвижима во всяком движении, невообразима в любом воображении, невоспринимаема в любом восприятии, непритяжима в любом притяжении (in omni attractione), невкушаема ни в каком вкушении, неслышима ни в каком слышании, невидима ни в каком видении, непостижима ни в каком постижении, неутверждаема в любом утверждении, неотрицаема в любом отрицании, не допускает сомнения в любом сомнении, не допускает мнения в любом мнении. И поскольку она остается невыразимой для любого красноречия, нельзя себе мыслить конца подобных выражений, ибо то, через что, в чем и из чего существуют все вещи, остается немыслимым для любого мышления.

Ритор. Несомненно, это более возвышенно, чем-то, что я ожидал от тебя услышать. Прошу тебя, не переставай направлять меня туда, где с тобою вместе я с удовольствием смогу вкусить немного от этих глубочайших созерцаний. Ибо я вижу, что ты никогда не пресытишься речами об этой мудрости. Но я думаю, здесь действует величайшая сладость, которая не пленила бы тебя столь [сильно], если бы ты не ощутил ее вкуса внутренним вкушением[451].

Простец. Мудрость есть то, что имеет вкус (sapit); слаще ее для разума нет ничего. И нельзя ни в коем случае считать мудрецами тех, кто говорит лишь с помощью слов, но не через вкушение. С другой стороны, те, кто говорит о мудрости через вкушение, знают благодаря ей все, точно так же, как и ничто из всего; всякое внутреннее вкушение — через нее, в ней и из нее. Но сама она, поскольку обитает в высочайших [местах], невкушаема никаким вкушением. Она вкушается невкушаемо, ибо возвышается над всяким вкушаемым, будь оно чувственным, рассудочным или разумным. Но это значит: она невкушаема и вкушается только в отдалении, подобно тому как какой-либо запах можно назвать предвкушением невкушаемого. Как запах, струящийся от благоухающего предмета, воспринятый в другом, побуждает нас к бегу, чтобы по запаху благовонной вещи мы поспешили навстречу ей самой[452], так и вечная и бесконечная мудрость, сияющая во всех вещах, приманивает нас предвкушением действий так, что мы в каком-то странном томлении приводимся к ней. Так как она есть жизнь нашего разумного духа, несущего в себе некое врожденное предвкушение, благодаря которому он с таким рвением исследует источник своей жизни, — и без предвкушения он бы не искал ее, а если бы нашел, то не знал бы, что он нашел, — то дух движется к ней как к собственной своей жизни. И сладостно любому духу непрестанно восходить к началу своей жизни, как бы ни было оно для него недоступно. Ибо жить в постоянном счастье — значит восходить к жизни.