Читаем Сочинения в 2-х томах. Том 2 полностью

Эпилог, Все это руководство направлено на единую цель (obiectum); ведомый к ней Христом, Словом божиим, апостол Филипп говорил: «Господи, покажи нам Отца, и довольно для нас»[423]. Отца Слова и равенства, всемогущего, мы выше называем «возможностью»; он единая цель и зрения ума, и чувственного зрения — зрения ума каков он в себе, чувственного зрения как он обнаруживает себя в знаках. Он — само могу (posse), могущественней которого ничего нет. Поскольку в Нем все, что может быть, то и все, что может быть, — в Нем, без его изменения, увеличения или уменьшения. Все вещи суть не что иное как то, чем они могут быть, а возможность, могущественнее которой нет ничего, составляет всю возможность бытия, и поэтому для всего, что есть, нет другой причины, кроме самой этой возможности быть: вещь есть потому, что есть возможность быть; и она есть это, а не другое, потому что есть высшее равенство[424]; и она едина, потому что есть высшее единение[425]. Так что во всем и через все зрению ума предстает только [возможность], ничего могущественнее которой нет. Это зрение не стремится ко многим и различным вещам, потому что не склонно ко множественному и различному, а природно тянется к самому могущественному, в чьем видении[426] оно живет и успокаивается. Поскольку сила, сильнее которой ничего нет, есть максимально единая сила, то оно называет ее единством, сильнее которого ничего нет, а вещи, какие могут быть, называет числами. Но цель зрения ума — всемогущее, неизменное и неразмножимое единство, а не число, потому что в числе нет ничего, что он желал бы видеть, кроме самого единства, в котором все, что есть, чем может быть или во что может развернуться любое число: ум смотрит на исчисляющее во всяком числе[427], не на число. И ничего не может быть ни в каком как угодно большом или малом, четном или нечетном числе, кроме этой силы, могущественнее которой нет ничего и которая именуется единством[428]. Так что опять цель зрения ума есть не что иное как возможность, могущественнее которой нет ничего, поскольку она одна без своего изменения может быть всем, будучи тем, без чего не может быть ничего; ведь как что-то могло бы быть без возможности быть? В конце концов если бы что-то могло быть без нее, то все равно, без возможности, могло бы!

А цель чувственного зрения — та или иная чувственно постигаемая вещь, которая тоже, раз она только то, что может быть, есть та же цель зрения ума, — не сама по себе, как она предстает уму, а в чувственно постигаемом знаке, как она предстает чувственному зрению. Сама возможность, могущественнее которой пет ничего, хочет, чтобы ее можно было видеть, и от этого все существует. Вот причина причин и целевая причина, от которой все. Все причины вещей в своем бытии и в своей познаваемости подчинены ей.

Так я заключу это предельно краткое и сжатое наставление, которое более чистые умы с более острым взором, рассматривая все точнее, распространят яснее во славу всемогущего и вечно благословенного. Аминь.

ОХОТА ЗА МУДРОСТЬЮ[429]

Пролог

Хочу, подытожив, оставить потомкам отчет о тех плодах моей охоты за мудростью, которые на взгляд состарившегося ума могу считать более истинными; мне уже перевалило за шестьдесят один год, и не знаю, представится ли еще большее и лучшее время для размышлений. Я уже записывал когда-то свои мысли об искании Бога, потом еще не раз пытался выразить своп предположения об этом, а теперь чтение в книге Диогена Лаэрция «Жизнеописания философов» о том, как вели охоту за мудростью разные философы, заставило меня всей душой отдаться раздумью, сладостнее которого ничего не может быть в человеческой жизни. Что я нашел в тщательной медитации, пускай маловажное, грешный человек, робко и со стыдом постараюсь теперь здесь изложить в надежде подтолкнуть более способных к углублению моей мысли. Идти буду в следующем порядке. Вложенное в нас природное влечение побуждает нас искать не только знания, но и мудрости (sapientiam), то есть питательного знания (sapidam scientiam). Сначала я немного скажу о ее сути, потом для желающих философствовать[430] — что я и называю охотой за мудростью — опишу области охоты, а в них некоторые места и приведу их в поля, переполненные, по-моему, желанной добычей.

1. Премудрость — пища нашего духа

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое философия
Что такое философия

Совместная книга двух выдающихся французских мыслителей — философа Жиля Делеза (1925–1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930–1992) — посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философского исследования тем: что такое философия? Модель философии, которую предлагают авторы, отдает предпочтение имманентности и пространству перед трансцендентностью и временем. Философия — творчество — концептов" — работает в "плане имманенции" и этим отличается, в частности, от "мудростии религии, апеллирующих к трансцендентным реальностям. Философское мышление — мышление пространственное, и потому основные его жесты — "детерриториализация" и "ретерриториализация".Для преподавателей философии, а также для студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук. Представляет интерес для специалистов — философов, социологов, филологов, искусствоведов и широкого круга интеллектуалов.Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Французского культурного центра в Москве, а также Издательства ЦентральноЕвропейского университета (CEU Press) и Института "Открытое Общество"

Жиль Делез , Жиль Делёз , Пьер-Феликс Гваттари , Феликс Гваттари , Хосе Ортега-и-Гассет

Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука