Сочинения в 2-х томах. Том 2

Кет, я вижу Тебя, Господь мой Иисус, превышающим всякое понимание единым основанием (suppositum), единым Христом,-примерно таким же образом, каким я вижу единой твою человеческую душу, в которой, как в душе любого человека, была тленная чувственная природа, и она коренилась в интеллектуальной нетленной природе, причем ни душа не была составом из тленного и нетленного, ни чувственная [природа] не совпадала с интеллектуальной. Разумная (intellectualem) душа, мы знаем, соединяется с телом через животворящую тело чувственную силу. И вот, если бы разумная (intellectiva) душа прекратила животворение тела без того, чтобы отделиться от тела, ' человек оказался бы мертвым, поскольку жизнь прекратилась бы, но тело не отделилось бы от жизни, поскольку его жизнь в интеллекте. Это как у человека, который с напряжением внимания стремился опознать с помощью зрения встречного путника, а потом, отвлеченный другими мыслями, перестал сосредоточивать на нем внимание, хотя глаз с него не свел. Зрение от души тогда еще не отделяется, хотя оно оказывается отделенным от различающего внимания души. Если бы отвлекшийся [интеллект] прекратил подавать зрению не только различительную, но и ощущающую жизненную силу, глаз оказался бы умершим, потому что его ничто не животворило бы, однако он все-таки еще не был бы отделен от интеллектуальной формы как формы, дающей ему бытие; так отсохшая рука все еще соединена с формой, единящей все тело. Есть люди, умеющие вбирать в себя животворящий дух; они кажутся мертвыми и бесчувственными, как рассказывает блаженный Августин[103]. В этом случае интеллектуальная природа остается соединена с телом, у которого ведь не появляется другой бытийной формы, чем раньше: оно имеет все ту же форму и остается все тем же телом. Не прекращает свое бытие и животворящая сила; она остается в единении с интеллектуальной природой, хотя и не распространяет себя действительным образом на тело. Я вижу такого человека действительно мертвым, поскольку лишенным животворящей силы, ведь смерть и есть лишение животворящей силы; и все-таки его тело не будет умершим, если помнить о той жизни, какой является его отделенная душа. Таким образом, Иисус милосердный, я начинаю понимать нераздельное единение абсолютной жизни, то есть Бога, с твоим человеческим интеллектом, а через него с телом. Это единение таково, что не может быть большим, а всякое разделимое единение много ниже единения, которое не может быть большим. Поэтому л никогда не было, и никогда не будет истинным, чтобы божественная природа оказалась отделена от Твоей человеческой, а значит, она не будет отделена ни от души, ни от тела, без которых нет самой этой человеческой природы. Хотя несомненнейшая истина то, что твой дух прекращал животворить тело и Ты действительно претерпел смерть, однако Твое тело так и не отделялось от истины жизни. Если тот священник, которого вспоминает Августин, обладал какой-то способностью вбирать жизнь, отнимая ее от своего тела и привлекая ее обратно в свою душу, — так освещающая комнату свеча, будь она живой, могла бы привлекать лучи, которыми она освещала комнату, обратно к средоточию своего света, не отделяясь от комнаты, а просто переставая влиять на нее своими лучами, — то что удивительного, если Ты, Иисус, свободнейший свет, имел силу влагать свою животворящую душу [в тело] и брать ее? И когда Ты захотел взять ее, то претерпел смерть, а когда захотел вложить, то воскрес своей силой. Интеллектуальная природа называется человеческой душой, когда она животворит, или одушевляет, тело. Душа называется взятой, когда человеческий интеллект прекращает свое животворящее действие. Но когда интеллект прекращает свое действие одушевления и в этом смысле отделяется от тела, он еще не отделяется от него во всех смыслах.

Все это Ты внушаешь, Иисус, открывая себя мне, недостойнейшему, насколько я способен вместить. II я начинаю видеть, как смертная человеческая природа оделась в тебе бессмертием, так что все принадлежащие к единой человеческой природе люди могут достичь через Тебя воскресения и войти в божественную жизнь. Есть ли блаженнее, есть ли радостнее познания, что в тебе, Иисусе, едином Всемогущем, дающем щедро и без промедления, мы обретаем через свою природу все? О невыразимость любви и милосердия! Тебе, Боже, самой Благости, было недостаточно Твоей бесконечной милости и щедрости, пока Ты не подарил нам сам себя; а чтобы мы хоть как-то смогли принять этот дар, Ты не мог сделать лучше, чем взять себе нашу природу, раз мы не могли приблизиться к Твоей. Так Ты пришел к нам и стал называться Иисусом, спасителем, вечно благословенным.

24. О том, что Иисус есть слово жизни