Сочинения в 2 т. Том 2

Почему-то Лаврик был уверен, что именно так пахнет дальняя дедушкина дорога. Жаль, что лихтер был такой нетерпеливый и всегда торопил дедушку своим сиплым гудком, и Елизар Саввич обычно беспокоился, опасаясь опоздать к отплытию. И еще жаль, что дорога в самом своем начале непременно была грустной. Это когда буксирный катер, пыхтя и натужась, оттаскивал судно от причала. Но зато потом, дня через два или три, в час возвращения лихтера в порт, когда он медленно и важно приближался, и с каждой минутой все вырастал, и вот уже надвигался на берег, — мощная, сверкающая, жаркая громадина, — будто сильной волной подхватывало Лаврика и несло, веселого, счастливого, навстречу кораблю.

Ему это, конечно, лишь казалось. В минуты швартовки он обычно стоял на приличном расстоянии от причальной стенки, и Стратон Петрович крепко держал его за руку. Понятно, что такая подчиненность Лаврику никак не нравилась, а что поделаешь, если этот второй дедушка был строг, в порту ни на шаг от себя не отпускал и в разговорах почти никогда со своим подопечным не соглашался. Лаврик, например, был уверен, что приход лихтера — праздник, а дед Стратон говорил: «Чепуха, будний день». — «А если будний, — не желал отступать Лаврик, — почему все рады?» — «Потому, что радоваться можно и в будни», — отвечал дед. «Значит, в праздник можно и не радоваться?» — «Можно». — «Какой же это праздник, если без радости?» Стратон Петрович начинал сердиться: «И когда ты поймешь, настырный, что есть такое слово — нельзя. Уясни, голова, нельзя, чтобы через каждые два дня был праздник».

Но Лаврика и такой ответ не устраивал: он помнил, что однажды зимой, когда лихтер напоролся где-то у острова Бирючьего на льдину, дал течь и его пришлось отбуксировать в док, дедушка Елизар Саввич находился дома целый месяц, и к нему каждый день приходили знакомые моряки и грузчики, и все это время в домике было шумно и весело, как в праздник. В один из тех снежных и синих вечеров кто-то напомнил Елизару Саввичу, что он именинник, и тогда в тесной, но чистенькой и уютной комнатушке деда, которую он называл «каютой», и стали собираться соседи-портовики. Были, конечно, и матросы с лихтера, и с других судов. Они, наверное, заранее уговорились, что каждый внесет свой пай.

Тогда мальчугана и поразила одна удивительная подробность: оказалось, что каждый из этих веселых силачей, пропахших морем, помнил не только об имениннике, но и о нем, Лаврике, и каждый принес и ему подарок.

Моряки и грузчики — натуры в большинстве широкие, подарки их были щедры: если конфеты — так целый куль; если мандарины — полное ведерко, а поверх сладостей всех сортов — и самоходная пушка, понятно, игрушечная, и настольный футбол, и тонкой работы подъемный кран, и совсем живой, распотешный Ванька-встанька, и большой теплоход «Северное сияние» с белым медведем за штурвалом.

В тот памятный вечер, в нечаянную минуту тишины, бригадир грузчиков, пожилой, задумчивый богатырь, приласкав мальчугана тяжелой рукой, молвил слово, которое Лаврику надолго запомнилось.

— Добра у тебя сегодня, малыш, будто на скатерти-самобранке! Одного жаль, что мамки нету и что батя за десять морей. Однако тебе, малому, я полагаю, легче, нежели было бы взрослому на твоем месте… Почему? Да потому, что время твоей вахты еще не подошло и сам ты, паренек, еще как в сказке.

Засыпая на теплой лежанке под говор гостей, рядышком со своим красавцем теплоходом, Лаврик запомнил, что «как в сказке» — это когда шумно и весело, и подарки, неожиданно объявляясь, пестрым ворохом возвышаются на столе, а люди от своей удивительной доброты словно бы становятся светлее.

На другой день после именин к Лаврику сбежались соседские ребята, и он щедро поделился с ними всем, что было на «скатерти-самобранке». Ребята, конечно, были очень довольны. Но среди них находился и толстяк Прошка, жадный, завистливый мальчишка, который непременно с кем-нибудь ссорился, на кого-нибудь наговаривал или кому-нибудь угрожал. Этому задире сразу же понравился Лавриков теплоход, и он нарочито громко сказал:

— С кем, пацаны, поспорить, что Лаврушка подарит мне свое раскрашенное корыто!

Лаврик ничего ему не ответил, но задира понял, что теплохода не получит. Он взял игрушку на колени, затаился в уголке и долго молчал, незаметно стараясь оставить ногтями царапины на борту теплохода. Это ему не удалось, и он ехидно спросил:

— А правда, Лаврушка, что твой дедушка большой начальник?

— Правда, — подтвердил Лаврик.

Проша усмехнулся.

— Почему же вы с ним в такой конуре живете?

Лаврик поправил его:

— Не в конуре, а в каюте.

Проша подбоченился и подмигнул:

— У людей квартиры, а у вас каюта? Почему?..

Лаврик не обиделся:

— Ну и что ж, что каюта? Зато в нашей каюте весело А тебе опять завидно?