Сочинения в 3-х тт. Том 2

Я вглядывался в лица. Они были дружелюбными, люди от души развлекались. Люди проводили вечер в компании соседей, и им было уютно в этой компании. Сейчас они сосредоточились на распродаже корзинок, а позже у них будет время поболтать, и я знал заведомо, что никто не поднимет никаких обременительных тем. Они будут толковать об урожае, о рыбалке, о новой дороге, насчет которой говорили уже лет двадцать, если не больше, но разговоры так ни к чему и не привели и самое время было начать их сызнова. Они разберут по косточкам последний скандальчик (уж какой-нибудь скандальчик произошел обязательно, хотя почти наверняка пустяковый), обсудят проповедь, которую священник произнес в минувшее воскресенье, помянут старичка, который недавно умер и которого все любили. Посудачат обо всем понемногу, а потом разойдутся по домам, разойдутся не спеша, наслаждаясь мягким весенним вечером. Конечно, у любого из них есть свои маленькие тяготы, есть и проблемы, касающиеся округи в целом, но никто из них знать не знает исполинского груза вселенских забот. «И как же это здорово, — повторил я себе, — очутиться в местечке, где нет неотвратимых и жутких вселенских забот…»

Кто-то дернул меня за рукав, я волей-неволей обернулся — и, разумеется, это оказалась Линда Бейли.

— Тебе стоило бы вступить в торг, — шепнула она. — Сейчас пойдет корзинка, приготовленная дочкой пастора. Дочка, скажу тебе, прехорошенькая. Тебе будет приятно с ней познакомиться…

— А откуда вы знаете, — не утерпел я, — что это ее корзинка?

— Знаю, и все, — отрезала она. — Не спорь, торгуйся.

Цену уже подняли до трех долларов, я назвал три с половиной, и тут же с дальнего конца комнаты послышалась цифра четыре. Я бросил взгляд в ту сторону — там, прислонясь к стене, рядком стояли три юнца лет по двадцать с небольшим. Обнаружилось, что все трое в свою очередь пялятся на меня и ухмыляются неуклюже, но, как мне почудилось, очень неприязненно.

Рукав дернули снова.

— Давай торгуйся, — настаивала Линда Бейли. — Это младшие Болларды, а третий из Уильямсов. Хулиганье паршивое. Нэнси просто умрет, если ее корзинка достанется кому-то из них троих.

— Четыре пятьдесят, — произнес я не думая, и Джордж Дункан на возвышении подхватил:

— Четыре пятьдесят! Кто скажет пять?.. — Он обращался к троим у стенки, и один из них сказал пять. — Значит, пять, — пропел Джордж. — А может, кто-нибудь даст шесть?

Он смотрел прямо на меня, но я покачал головой, и корзинка ушла за пять.

— Почему ты отступился? — Линда Бейли взъярилась так, что шепот перешел в ржание. — Надо было продолжать, раз начал.

— Еще чего! — заявил я. — Я приехал сюда не для того, чтобы в первый же вечер помешать какому-то юнцу купить корзинку, на которую он позарился. Может, тут замешана его подружка. Может, она намекнула ему заранее, как отличить ее корзинку…

— Да говорю тебе, Нэнси вовсе не его подружка! — Линда Бейли не скрывала своего негодования. — У Нэнси нет никакого парня. Она будет просто оскорблена.

— Вы сказали, это Болларды. Те самые Болларды, что живут на нашей прежней ферме?

— Они, они самые, — подтвердила она. — Старики вполне приличные люди. Но эти их два сыночка! Вот уж навязли в зубах! Девчонки от них врассыпную. На танцах они завсегдатаи, но то и дело грязно ругаются и постоянно пьют…

Я опять бросил взгляд на троицу в дальнем конце комнаты. Они по-прежнему наблюдали за мной, и к их лицам приклеились ухмылки злобного триумфа. Я только что явился в Пайлот Ноб, я был чужак, а они меня обставили, переплюнули в споре за корзинку. Несусветная глупость, если разобраться, но в крошечных поселках, как этот, маленькие триумфы и маленькие обиды часто вырастают в масштабах.

«Боже, — подумал я, — и угораздило же меня напороться на эту Бейли! От нее всегда были одни неприятности, и в этом смысле она ни капельки не изменилась. Вечно совала нос не в свои дела, и уж сунет — добра не жди…»

Корзинки расходились одна за другой, осталось всего несколько штук. Джордж начал уставать, темп торгов снизился. Мне подумалось, что надо бы все-таки купить корзинку. Хотя бы для того, чтоб показать, что я не чужак, а местный, вернувшийся в Пайлот Ноб с намерением пожить здесь, сколько получится.

Я огляделся по сторонам — Линда Бейли куда-то делась. Наверняка, обозлилась на меня и отошла прочь. Однако, едва подумав о ней, я ощутил мимолетную вспышку гнева. Какое у нее было право требовать, чтобы я защищал дочку священника от невинных — а если не невинных, то по крайней мере бесперспективных — ухаживаний какого-то деревенского увальня!

На столе оставалось всего три корзинки, и Джордж выбрал одну из них. По размеру она была вполовину меньше многих проданных ранее и украшена довольно скромно. Подняв ее над головой, он завел очередную арию аукциониста.

В торг включились двое или трое, цена достигла трех с половиной долларов, а я дал четыре. Кто-то от дальней стенки сказал — пять, и когда я взглянул туда, то снова увидел троицу. Они ухмылялись, как мне показалось, с нарочитой злобой, как мог бы ухмыляться клоун, разыгрывающий злобу.

— Даю шесть, — сказал я.