— Да есть там два-три шофера, с которыми я хотел бы потолковать, — сказал я, но не прибавил, что с каждым в отдельности и где-нибудь в темном закоулке.
— Насколько я знаю, в Брайтоне несколько таксомоторных компаний, — сказал он. — Если тебе нужен какой-то определенный шофер, лучше всего идти на станцию. Они там выстраиваются к лондонским поездам. — И больше он уже ничего не слышал — мимо нас повели в паддок ирландскую лошадь для первой скачки.
— Это Коннемара Пэл, провалиться мне на этом месте! — сказал Пит завистливо. — Уж как я уговаривал одного моего знакомого купить этого жеребца. Но за него запросили восемь тысяч, а упрятан он был в каком-то полуразрушенном сарае за свинарником, и мой умный владелец не пожелал платить такие деньги. А теперь погляди на него! В Лупардстауне в День бокса он выиграл скачку для молодняка, обогнав всех на двадцать корпусов! И после этого он не задул бы даже свечи! Лучшая лошадь из молодняка, какую мы только увидим в этом году! — Мысли Пита плотно вошли в привычную колею, и всю дорогу до весовой мы продолжали говорить об ирландских лошадях.
Я еле разыскал Клема — он был по горло занят — и убедился, что мое снаряжение в полном порядке и что он знает, сколько я должен весить, чтобы скакать на Палиндроме.
Кэт сказала мне, что не приедет в Челтенхэм, так что я пошел на поиски самого лучшего, что мне оставалось, — новостей о ней.
Вешалка и часть скамейки, принадлежащие Дэну, были в меньшей из двух раздевалок, второе место с краю от гудящей печки — верный признак того, что он был восходящей звездой на жокейском небосклоне. По неписаным законам чемпионам предоставлялись самые теплые места, а новичкам оставалось щелкать зубами на сквозняке у дверей.
Он был в сорочке и трусах и натягивал нейлоновые чулки. В каждом чулке была дыра, и оба его большие пальца комично выглядывали наружу. У него были длинные, узкие ступни и такие же длинные, узкие, изящные и сильные руки.
— Тебе хорошо смеяться, — сказал Дэн, натягивая чулок на колено. — А на мой размер вот не выпускают чулки…
— Скажи, чтобы Вальтер связал тебе на заказ, — посоветовал я. — У тебя трудный день?
— Три скачки, включая чемпионат по скачке с препятствиями, — сказал Дэн. — Пит записал на эти призы половину своей конюшни. — Он усмехнулся. — Я мог бы тебе рассказать о семье Пенное, конечно, если тебя это интересует. С кого начинать? С дяди Джорджа, или с тети Дэб, или… — Он замолчал, натягивая шелковые брюки и скаковые сапоги. Его слуга, Вальтер, подал ему вязаную фуфайку и какой-то особенно противного розово-оранжевого цвета камзол. Тот, кто выбирал эти цвета, не думал о человеке. — Или ты хочешь услышать что-нибудь о Кэт? — закончил Дэн, натягивая поверх своего тошнотворного камзола непромокаемую куртку.
Раздевалка наполнялась, в нее втискивались сверх всякого штата еще и ирландские жокеи, приехавшие на эту встречу, радостно возбужденные, говорившие оглушительно громко. Мы с Дэном перешли в весовую, которая тоже была переполнена, но там хоть можно было слышать друг друга.
— Дядя Джордж — настоящее сокровище, — сказал Дэн. — Я не хочу тебе о нем рассказывать, не буду портить впечатление, сам увидишь. Тетя Дэб для нас с тобой, приятель, — это достопочтенная миссис Пенн, тетя Дэб она только для Кэт. В ней есть какое-то холодное очарование, оно внушает, что она была бы с тобой грубопренебрежительна, не будь превосходно воспитана. Вначале она высказала мне свое неодобрение. Я думаю, она принципиально не одобряет все, имеющее отношение к скачкам, включая Поднебесного, дядю Джорджа и его идею насчет подарка Кэт ко дню рождения.
— Ну-ну, а дальше, — торопил я его, чтобы он перешел к самой интересной части репортажа, пока кто-нибудь другой не ухватил его за пуговицу.
— Ах да, Кэт. Блистательная, неземная Кэт. Ты знаешь, строго говоря, ее имя Кэт Эллери, а вовсе никакая не Пенн. Это дядя Джордж добавил к ее фамилии дефис и свою фамилию, когда взял ее к себе. Он сказал, что так удобнее, чтобы у Кэт была его фамилия, это избавит ее от лишних разговоров. Что ж, правильно, — сказал Дэн, не спеша, отлично понимая, как он меня дразнит своей медлительностью. — Она шлет тебе сердечный привет.
Я почувствовал, как у меня потеплело на душе. В конце концов, Челтенхэмский фестиваль показался мне не таким уж плохим.
— Спасибо, — сказал я, безуспешно стараясь удержать самодовольную улыбку, так и расплывавшуюся у меня на лице.
Дэн задумчиво смотрел на меня, но я перевел разговор опять на скачки и вдруг спросил его, не слыхал ли он, чтобы Билл Дэвидсон упоминал о чем-нибудь, что ему показалось… ну, странным, что ли.
— Нет, не слыхал, — ответил он твердо.
Я рассказал ему о проволоке.
— Бедняга Билл, — сказал он с гневом. — Какая подлость.
— Так что, если услышишь что-нибудь, что может иметь хоть какое-то отношение…
— Немедленно передам тебе, — обещал он.
Джо Нантвич налетел прямо на Дэна, словно не видел его. Остановившись, он не извинился, как сделал бы всякий, а ступил шаг назад и пошел своим путем в весовую. Его глаза были широко раскрыты, взгляд был пустой и бессмысленный.