Сочинения в четырех томах. Том 2

Мое счастливое настроение лопнуло как мыльный пузырь.

Без сомнения, это был тот самый лошадиный фургон. Установленная по проекту Дженнингса форма деревянного кузова. Старая, потрескавшаяся краска. И ни знака нигде — хотя бы фамилия владельца или тренера.

В кабине тоже никого. Я обошел фургон и влез в кузов.

В фургоне было пусто, если не считать ведра, сетки для сена и лошадиной попоны — обычного снаряжения для перевозки скаковых лошадей. Пол был усыпан соломой, три дня тому назад он был чисто выметен.

Я подумал, может, попона даст мне сведения о том, откуда фургон. Большинство тренеров и многие владельцы лошадей метят попоны своими инициалами. Если и на этой есть инициалы, можно будет хоть что-то узнать.

Я поднял попону. Она была бледно-лилового цвета с темно-коричневой каймой. Я нашел инициалы. Я стоял, словно окаменев. Ясно видные, вышитые коричневым шелком на попоне стояли буквы: А. И.

Это была моя собственная попона.

Пит, когда я попытался спустить его с облаков на землю, был явно не в состоянии отвечать на вопросы, требовавшие умственных усилий. Он сидел, прислонившись к стене весовой, с бокалом шампанского в одной руке и с сигарой в дру^гой, окруженный толпой друзей, снабженных теми же самыми предметами. По их розовым лицам и понял, что празднование продолжается уже достаточно давно.

Дэн сунул бокал мне в руку.

— Где ты был? С Палиндромом у тебя здорово получилось. На, глотни пузыриков. Владелец платит, дай ему бог здоровья. — Его глаза сияли тем выражением высочайшего блаженства, которое я сам испытывал так недавно. И оно стало постепенно возвращаться ко мне. В конце концов, это был великий день. Всякие тайны могли подождать.

Я отпил глоток шампанского и сказал:

— У тебя тоже здорово получилось, сукин ты сын! Давай выпьем за Золотой Кубок!

— Ну, это вряд ли, — сказал Дэн. — На это у меня мало шансов. — И по его смеющемуся лицу я видел, что он действительно мало об этом беспокоится. — У меня есть еще бутылка, — сказал он и нырнул в переполненную народом, шумную раздевалку.

Оглядевшись вокруг, я заметил Джо Нантвича, зажатого в углу могучим корпусом мистера Тюдора. Гигант что-то настойчиво говорил, его темное лицо было почти полностью скрыто тенью. Джо, все еще в жокейской форме, слушал его с самым несчастным видом.

Дэн вернулся, держа в руке только что открытую бутылку, она еще пенилась, и наполнил наши бокалы. Он проследил за моим взглядом.

— Не знаю, пьян был Джо или нет, но в последней скачке он натворил черт знает что? А? — сказал Дэн.

— Я не видел.

— Ну, братец, ты пропустил замечательное зрелище! Он не пытался проскакать ни одного ярда. Его лошадь остановилась как вкопанная перед барьером на противоположной прямой. А ведь все-таки это был второй фаворит! То, что ты видишь сейчас, — он показал бутылкой в сторону Джо, — это заслуженный расчет. Джо получает расчет.

— Этот человек — владелец Болингброка, — сказал я.

— Да, верно. Те же цвета. Какой дурак этот Джо! Владельцы пяти или шести отличных лошадей на земле не валяются.

Клиффорд Тюдор почти закончил разговор. Когда он отвернулся от Джо, мы услышали конец его последней фразы.

— …думаешь, можешь дурачить меня и тебе это сойдет? Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы распорядители лишили тебя езды.

Он прошествовал мимо нас, кивнув мне в знак того, что узнает меня, что очень меня удивило.

Джо прислонился к стене, ища поддержки. Его лицо было зеленовато-бледное и покрыто потом. Он казался больным. Он подошел к нам и заговорил без стеснения, словно забыв, что распорядители и члены Национального комитета конного спорта легко могли слышать нас.

— Сегодня утром мне позвонили по телефону. Тот самый голос, что всегда. Он только сказал: «Не выигрывай шестую скачку» — и повесил трубку. Я ничего не успел ответить. И тут еще эта записка «Болингброк. На этой неделе»… Я ничего не понимаю. Я не выиграл скачку. А теперь эта сволочь… говорит, что возьмет другого жокея… А распорядители начинают задавать вопросы по поводу моей езды… а я совсем больной…

— Выпей шампанского, — сказал Дэн ободряюще.

— Не нужно мне твоего сволочного сочувствия, — сказал Джо и, держась за живот, отправился в раздевалку.

— Что за чертовщина тут творится? — сказал Дэн.

— Не знаю, — ответил я, поставленный в тупик и более, чем прежде, заинтересованный неприятностями Джо. Телефонный звонок, подумал я, не соответствовал содержанию записок. Кто-то, как всегда, требовал одного, а кто-то другой угрожал за это местью.

— Хотел бы я знать, всегда ли Джо говорит правду, — сказал я.

— Непохоже, — ответил Дэн, оставляя эту тему.

Вошел один из распорядителей и сказал, что даже в день чемпионата по скачкам с препятствиями на выпивку в весовой смотрят косо, так что пошли бы мы лучше в раздевалку. Дэн так и сделал, а я допил свое шампанское и отправился к Питу.

Пит, окруженный целым ополчением своих друзей, решил, что пора идти домой. Друзья были против, они говорили, что все бары на ипподроме еще открыты. Я с деловым видом подошел к Питу, и он извинился перед друзьями, объяснив, что дело прежде всего. Мы пошли к воротам.