Сочинения в четырех томах. Том 3

Я еще не знал, что буду делать. Мне, конечно, очень полюбилась работа тренера, может быть, я решусь открыть свои собственные скаковые конюшни. Я не хочу заниматься антиквариатом и теперь уже совершенно определенно не вернусь к Расселу Арлетти.

Я подошел к Архангелу, которого больше не охраняли агенты, собаки и фотоэлементы. Гнедой жеребец поднял голову от кормушки и вопросительно на меня посмотрел. По нему было видно, что скачки дались ему не слишком легко, но жеребец выглядел здоровым и сильным, и вполне вероятно, он еще принесет своему банкиру победу в дерби.

Вздохнув, я сделал шаг к двери и вдруг услышал, как в конторе зазвонил телефон. Владельцы часто беспокоили меня воскресными вечерами, но на этот раз звонили из больницы.

— Нам очень жаль, — несколько раз повторил голос на другом конце телефонного провода. — Очень жаль. Очень жаль.

— Но он не мог умереть, — растерянно сказал я.

— Он прекрасно себя чувствовал сегодня утром. Я был у него сегодня, и он прекрасно себя чувствовал.

— Это случилось сразу же после вашего ухода, — сказали мне. — Через полчаса.

— Но почему? — Смысл сказанного никак не укладывался в моей голове. — У него ведь была сломана нога… и кость уже срослась.

Может быть, я хочу поговорить с лечащим врачом, спросили меня. Да, хочу.

— Он прекрасно себя чувствовал, когда я уходил, — вызывающе сказал я. — Требовал судно.

— Ах, да. Конечно, — с профессиональным сочувствием произнес высокий мужской голос. — Типичный… гм-м… симптом легочной эмболии. Требовал судно… очень типично. Но не сомневайтесь, мистер Гриффон, ваш отец умер очень быстро. Не мучался. В течение нескольких секунд. Да.

— Что такое, — спросил я, чувствуя нереальность происходящего, — легочная эмболия?

— Сгусток крови, — немедленно ответил он. — Тромб. К сожалению, часто встречается у пожилых людей, надолго прикованных к постели. А перелом вашего отца… гм-м… это ужасно, ужасно, но часто встречается… к сожалению. Смерть из-за угла, как говорится. Но быстро, мистер Гриффон. Очень быстро. Поверьте, мы ничего не могли сделать.

— Я верю.

«Но ведь это невозможно, — подумал я. — Он не мог умереть. Я разговаривал с ним сегодня утром…» Больница ждет моих указаний, мягко напомнили мне.

Я невнятно пробормотал, что пошлю кого-нибудь из Ньюмаркета. Гробовщика из Ньюмаркета, чтобы он отвез тело домой.

В понедельник я говорил не умолкая. В полиции. В Жокей-клубе. С дюжиной владельцев, которые звонили и спрашивали, что будет с их лошадьми.

Говорил и говорил.

Маргарет справилась с дополнительной нагрузкой так же хладнокровно и спокойно, как решила дело с Суэи и ее подругой. «А подруга Сузи, — сообщила она, — доложила, что Алессандро не выходил из номера с той субботы, когда полиция его туда доставила. Он ничего не ел, ни с кем не разговаривал и всем отвечал, чтобы его оставили в покое. Мама подруги Суэи сказала, что ей это все равно, но так как у Алессандро никогда не было своих денег, а счет оплачен только по субботу, они хотели попросить его освободить помещение».

— Передайте маме подруги Сузи, что у Алессандро есть деньги в Роули Лодж и что в Швейцарии он будет очень богатым человеком.

— Будет сделано, — ответила Маргарет и тут же позвонила в «Форбэри Инн».

Этти взяла на себя руководство утренней и вечерней проездкой и заодно отправила несколько лошадей на скачки в Бат. Вместе в лошадьми уехал Вик Янг и, вернувшись, долго ругал ученика, скакавшего вместо Алессандро на Пуллитцере, утверждая, что он не стоит ломаного гроша.

В полиции я рассказал все, что произошло в субботу утром, и ничего более. «Энсо недавно прибыл в Англию, — объяснил я, — и вбил себе в голову, что его сын должен участвовать в скачках на Архангеле». У них не было причин мне не верить, а я не видел смысла говорить всю правду.

Потом я имел продолжительную беседу с членами Жокей-клуба и несколькими распорядителями, после которой меня тоже отпустили с миром.

Затем я попросил Маргарет на все вопросы владельцев отвечать, что я остаюсь в Роули Лодж тренером до конца сезона и предлагаю желающим забрать своих лошадей.

— Это правда? — спросила она. — Вы действительно останетесь?

— Положение-то безвыходное, — сказал я. Но оба мы улыбались.

— Я поняла, что вам здесь нравится: еще тогда, когда вы отказали Джону Бредону.

Я не стал ее разочаровывать.

— Я рада, — сказала она. — Наверное, нехорошо так говорить, тем более что отец ваш только вчера умер, но мне больше нравится работать с вами.

Я не был таким диктатором, как он, вот и все. Маргарет могла хорошо работать с кем угодно. Перед уходом она сказала, что никто пока еще не выразил желания забрать из конюшен лошадей, включая и банкира, владельца Архангела.

Когда она ушла, я позвонил своим поверенным в Лондон и попросил возвратить мне конверт, который велел вскрыть в случае моей смерти. Затем я проглотил несколько таблеток кодеина, подождал, пока боль хоть немного утихнет, и с пяти до шести тридцати совершал вместе с Этти вечерний обход конюшен.

Мы прошли мимо пустого денника Ланкета.