Сочинения в четырех томах. Том 4

Бонд отправился по коридору к себе. Сегодня вечером у этой девицы будет целое состояние — получит свои тридцать сребреников, помноженными на тысячи. Может быть деньги изменят ее характер, принесут ей счастье. Она сможет воспользоваться услугами лучших косметологов, одеваться в лучшие наряды, иметь прекрасную квартиру. Но «М» сказал, что теперь он собирается подпустить побольше жару в операцию «Пурпурный шифр», выйти на более рискованный уровень дезинформации. Это будет сложная работа. Один неверный шаг, одна небрежная ложь, одна установленная фальшивка в донесениях — и КГБ учует липу. Больше того, они узнают, что их водили за нос, водили самым бессовестным образом в течение трех лет. Такое постыдное открытие чревато быстрыми ответными контрударами. Тогда они могут предполагать, что Мария Фройденштейн была двойным агентом — работала и на англичан, и на русских. Она будет неизбежно и быстро ликвидирована — возможно, при помощи цианидного пистолета, о котором Бонд читал лишь день назад.

Джеймс Бонд, глядя из окна на деревья в Риджент-парке, пожал плечами. Слава Богу, это дело его не касается. Судьба девицы была не в его руках. Ее затянула мрачная машина шпионажа, и для нее будет счастьем, если она проживет достаточное время, чтобы истратить десятую часть того состояния, которое она должна получить через несколько часов в зале аукциона.

Целый ряд автомашин и такси позади здания Сотсби блокировал путь по Джордж-стрит. Бонд заплатил шоферу и присоединился к толпе людей, продвигавшихся под навесом к лестнице. Ему вручили каталог и служащий в форме проверил его билет. По широкой лестнице среди блестящей возбужденной публики он прошел через галерею и вступил в зал главного аукциона, который был уже заполнен. Он нашел свое место рядом с местом г-на Сноумена, который писал какие-то цифры на лежащем на его колене блокноте и все время оглядывался по сторонам.

Высокий зал был размером примерно с теннисный корт. Он сохранил вид и даже аромат прежних времен, и две большие люстры, соответствующие той эпохе, изливали теплый свет сверху. Яркие лампы сверкали и по периметру сводчатого потолка, застекленный купол которого был все еще частично задернут занавесями против солнца, которое жарило здесь во время послеобеденной распродажи. Разнообразные картины и гобелены были развешаны по оливково-зеленым стенам, и множество телевизионных и других камер (среди них фотографа из МИ-5 с пропуском для прессы от «Санди тайме») вместе со своими владельцами сгрудились на платформе, установленной посредине на ковре, изображавшем сцену охоты. Около сотни дельцов и зрителей разместились на маленьких приставных стульях. Все внимание было сосредоточено на стройной лощеной фигуре аукционера, спокойно объявляющего с деревянной приподнятой кафедры о торгах. Он был одет в безупречный вечерний костюм с красной гвоздикой в петлице. Он говорил ровным голосом и не жестикулировал руками.

— Пятнадцать тысяч фунтов. Шестнадцать… — Следовала пауза, взгляд на кого-то в переднем ряду. — Против вас, сэр. — Шуршание поднятого каталога. — Семнадцать тысяч фунтов. Восемнадцать. Девятнадцать. Предложено двадцать тысяч.

И так ровный голос продолжал объявлять не спеша, а внизу столь же бесстрастные участники сигнализировали ему о своих ставках.

— Что он продает? — спросил Бонд, открывая каталог.

— Номер 40, — ответил Сноумен. — То бриллиантовое ожерелье, которое служитель держит на черном бархатном подносе. Оно пойдет, вероятно, за двадцать пять. Итальянец борется с двумя французами. Иначе они получили бы его за двадцать. Я шел только до пятнадцати. Хотелось бы его получить. Чудесные камни. Но уже все кончено.

И верно, остановились на двадцати пяти тысячах, и молоток, который аукционер держал не за ручку, а за переднюю часть, опустился с мягкой решительностью.

— Ваше, сэр, — сказал Питер Вильсон, и служащий поспешил по проходу к покупателю, чтобы подтвердить его личность.

— Я разочарован, — сказал Бонд.

Г-н Сноумен оторвался от каталога:

— Что так?

— Я никогда не был на аукционах до этого, и я всегда думал, что аукционер должен стукнуть три раза молотком и сказать «продается, продается, продано» с тем, чтобы дать другому покупателю последний шанс.

Г-н Сноумен рассмеялся:

— Вы можете встретить это в провинции или в Ирландии, но этого правила уже давно нет на аукционах в Лондоне, я не видел этого с тех пор, как бываю здесь.

— Жалко. Это добавило бы страстей.

— Ну, их у вас будет вполне достаточно ровно через минуту. Это последний спектакль, прежде чем начнется главное.

Один из служителей благоговейно разместил блестящую груду рубинов и алмазов на черном бархатном подносе. Бонд посмотрел в каталог. Номер 41. Сладкозвучная проза описывала все это так: