Сочинения в двух томах

Там, где Майков прикасался, как в «Княжне», к злободневным темам общественно-политической жизни, его народолюбие приобретало не только усеченные, но и явно искаженные формы. Родственная позднему славянофильству и почвенничеству концепция «единения сословий», которую разделял поэт, мешала ему обратиться к непосредственному освещению «крестьянского вопроса», нисколько не утратившего своей остроты для литературы пореформенного периода. Однако в тех случаях, когда поэт уходил в сферу истории или жизни, не связанной с современными политическими проблемами России, его народолюбие находило менее скованные формы выражения. В духе лучших традиций русской демократической литературы написал он около 1870 года стихотворение «Петрусь», представляющее собою вольный перевод белорусской народной песни. Вельможная пани полюбила Петруся, мужицкого сына. Противозаконная тайная любовь открывается, и вся тяжесть расплаты за нее падает не на привилегированную лани, а на бесправного юношу. Выполняя приказание пана, холопы избивают Петруся до полусмерти и бросают его в Дунай.

Вельможная пани

В сени выходила,

Пани рыболовам

По рублю дарила...

. . . . . . . . .

Вельможная пани

Бродит как шальная,

О своем Петрусе

Плачет мать родная.

Редкий для Майкова протест против социальной несправедливости выступает в этом стихотворении в его предельной напряженности. Мотивы национально-освободительной, а вместе с тем и социальной борьбы явственно проступают в выполненных поэтом в 1858-1860 годах переводах из новогреческой народной поэзии. Гораздо смелее, чем это сделал за сорок лет перед ним Н. И. Гнедич, Майков акцентировал в своих переводах свободолюбие и непреклонную решимость клефтов в их борьбе с чужеземными поработителями. В стихотворении «Завещание» умирающего от ран паликара страшит не сама смерть, а сознание своей замогильной отрешенности от участия в общем деле священной борьбы:

Нет, меня не зарывайте.

Братцы, в землю! На горе

Вы меня поставьте стоймя

Во гробу, лицом к заре.

В гробе окна прорубите,

Чтоб мне веяло весной,

Чтобы ласточки, кружася,

Щебетали надо мной!

Чтоб из гроба я далеко

Мог бы турок различать,

Чтоб направо и налево

Мог им пулю посылать.

Сочувственным отношением Майкова к национально-освободительной борьбе, независимой от того, каким народом она велась, был продиктован также и ряд его переводов (количественно небольшой) из сербских юнацких песен («Сабля царя Вукашина», «Сербская церковь», «Радойца», «Конь» и др.). Отсюда становится понятным и повышенное внимание поэта к периоду татарского нашествия в истории древней Руси («В Городце в 1263 году», «Клермонтский собор» и др.). О том, насколько проникновенно в художественном отношении осмысливалась поэтом тема монгольского нашествия, можно судить по небольшому отрывку из майковского стихотворения «Полдень», навеянного видом южнорусской степи перед грозой:

Орды ль идут кочевые?

Рев верблюдов, скрип телег?

Не стрельцы ль сторожевые?

Не казацкий ли набег?

Полоняночка ль родная

Песню жалкую поет

И, татарчонка качая,

Голос милым подает?..

В силу отмеченных выше причин глубоко интересовал Майкова и период борьбы Киевской Руси с кочевой степью. Вышедший в свет в 1870 году перевод «Слова о полку Игореве» на современный русский язык явился результатом напряженной четырехлетней работы поэта над летописными и другими источниками, помогавшими ему погрузиться в историческую, культурно-бытовую и художественную атмосферу эпохи.

В «Нескольких замечаниях», предваряющих публикацию этой работы, Майков объяснил, что важнейшим стимулом, побуждавшим его к переводу, было стремление доказать подлинность памятника. Поэта нимало не смущало то обстоятельство, что И. А. Гончаров (дававший в свое время Майкову уроки по истории родной словесности), сомневаясь в подлинности «Слова о полку Игореве», отрицал целесообразность предпринятого поэтом перевода. Упорство, проявленное Майковым для осуществления намеченной цели, обеспечило успех предприятия. Поэт вооружил русского читателя первым поэтическим и одновременно научным переводом полного текста древнего памятника. В переводе «Слова» и в комментариях к нему Майков отдал незначительную дань некоторым положениям мифологической школы, теперь уже устаревшим; это, однако, не снижает сколько-нибудь заметно весомость вклада, внесенного им не только в изучение древней поэмы, но и в развитие русской филологической науки в целом. Заслуживают внимания предложенные Майковым истолкования ряда недостаточно проясненных мест памятника («Владимир по вся утра уши закладаше», «Трубы трубят городенскии», фрагмент о реке Стугне и др.). Не потеряли своего научного значения также и отдельные суждения переводчика о времени создания «Слова» и среде, в которой оно возникло, о его жанровом своеобразии.