Читаем Сочинения в двух томах полностью

Сочинения в двух томах

Если не процветет в душе твоей оное понятие, какое обитало в сердце Мойсея и Илии, и того единого мужа, с кем они ведут свою на Фаворе беседу, если для тебя не понятен и не приметен, а посему и не вкусен оный исход, сиречь центр и меть, куда бьет от чистого пх сердца дух правды, как из облака праволучная стрела молнпина. Ей, воспою тебе: «Всяческая суета».

Афанасий. Однак я иду до пророка. Нигде он от меня не скроется.

Яков. Вот тебе без соли и уксуса салат! Скажи мне, невкусный шут, что то есть пророк?

Афанасий. Пророк есть человек зрячий.

Яков. Ведь же ты ни человека, ни пророка не найдешь.

Афанасий. Будто велика фигура найти человека.

Яков. Очень велика фигура, и ты вместо зрячего попадешь на слепца, а вместо человека, на его скотину. Исполнишь пословицу: «Ехал в Казань, да заехал в Рязань».

Афанасий. Фу! На то будет у нас перебор.

Яков. Как может иметь перебор слепец, а омраченный найти просвещенного?

Афанасий. Врешь, Якуша, я с очами.

Яков. Да откуда же у тебя человеческое око? Ведь человеческим оком есть сам бог.

Афанасий. Так разве ж у меня два бога во лбу? Куда ты, брат, заехал? Бог с тобою!

Яков. А я молюсь, чтоб он и с тобою так был, как есть уже со мною.

Афанасий. Кошелек пустой, нечего дать на молитвы. Да ты же, брат, и не поп.

Яков. О друг мой! Не было бы мне от тебя сладчайшей мзды, как если бы я до того домолился, дабы исполнилось на тебе желаппе, сиречь молитва просвещенного и радостнотворпыми очами взирающего и вопиющего Исаии: «Светнся, светися Иерусалим». «Се тьма покрывает землю». «На тебе же явится господь и слова его…»

А ф а н а с и й. Ну полно с пророчьими лоскутками! Много вас таких ветошников и лоскутосшивателей, а скажи мне только то, о чем пророки пишут?

Яков. То же, что евангелисты о едином человеке.

Афанасий. Так выплутайся же ты мне из сего узла: для чего мне нельзя найти человека?

Яков. Фу, для того что не знаешь, что то есть человек. Не узнав прежде, что значит адамант, ни с фонарем, ни с очками не найдешь, хоть он есть в гноище твоем [280]. Ну! Найди мне, если скажу, что в домике твоем есть амбра.

Афанасий. А бог ее знает амбра или умбра[281].

Я к о в. Э! Не умбра, но амбра.

Афанасий. Амбра твоя что значит, не знаю. Сии города мне совсем не знакомы, а человека знаю, перевидал я их один, другой 1 ООО ООО.

Яков. Видал и зевал, но не увидел и не знаешь.

Афанасий. Яи тебя вижу и знаю.

Яков. От рождения ты не видал и не знаешь меня.

Афанасий. Или шутишь, или ты впал в обморок.

Яков. Что-то запахло тебе обмороком?

Афанасий. И мою голову поразил ты мраком твоим.

Яков. Я Яков, человек. А ты человека не знаешь, посему и не видишь. Где же тебе обморок?

Афанасий. О человек! Когда бы ты в голове моей не потушил остатков света молитвами твоими! Ты мне наскажешь, и до того уже доходит, что у меня ни очей, ни ушей, ни рук, ни ног не бывало.

Яков. Да только ли рук и ног? Ты весь ничто, ты умбра, ты тень не исповедующаяся: «Господи, человека нет?»

Афанасий. Почему же я не человек?

Яков. Может ли быть человеком то, что ничто?

Афанасий. Как же я ничто твое?

Яков. Скажи ж мне, почему есть ничтожество, дым, пар, теиь?

Афанасий. Какая же причина лишила меня человечества?

Яков. Та, что ты не искал.

Афанасий. А не пскал почему?

Яков. А почему не ищешь амбры?

Афанасий. Есть ли она и что то есть она, не знаю.

Яков. Не верующий о естестве человека не ищет его, ие обретает и не знает его.

Афанасий. Как же прочие люди? Разве не разумеют? Всегда им человек в устах.