Я к. о в. Что ты пень, что ли? Разве свиное око не в голове ее? Чувствуешь ли, что голова есть болван? Сей болван, как начальною частью есть своего болвана, так у пророков значит невидимую во всякой плоти, господствующую в ней, силу ее и начало. А хвост, подошва, пята есть фигура праха, половы, отрубей, дрожжей, п что только есть грубое, подлое и дебелое во всяком творении, как бурда, брага, сыр, грязь и проч. То же бы значило, когда бы Соломон сказал и так: «Очи безумных на хвостах земли». Когда слышишь сие: «Блюсти будешь его пяту», разумей так: будешь обсерватор наружный, из числа тех «Осягнут, как слепые стену», «Полижут прах, как змеи, ползущие по земле». Враги истпнного человека — «Враги его прах полижут». «Смерть спасет их», поедающих плоды смертной плоти, горькую и гладкую тень гибельной смоковницы, минувших самое дерево райское. «Взалчут на вечер…»
Когда слышишь: «Изопьют все грешные земли дрожжи», разумей, что устранившиеся и бродящие по окольным околицам и наружным городским ругам[291]
шатающиеся но концам и хвостам с евангельским бесиым по пустым местам, по распутпям вне селений и гробовищам имущие скотское, и женское оное рассуждение: «Души мужей, женам подобных, взалчут». Все спи, ей, не вкусят сладчайшей оной сына царева вечери: «Не должен пить… Пока пью новое вино в царствии небесном». Все сии со- домляне толпятся под вечер в дом Лотов к ангелам, но не входят, а только извне обходят по лужам, окружающим стены города: алчны и жадны, труждающиеся и обреме- ненны. Главная причина сему есть подлая и прегрубая, тяжелее олова, а грубее сыра тяжесть сердца пх. Погрязают сыновья спп тяжкосердые, как олово. «Голова окружения их, труд умен их». «Прокисло, как молоко, сердце их. О Исапя!» «Узнай, как пепел, сердце их, и прельщаются». «Зачем любите суету и ищите ложь?» «Вкусите и увидите», «Как удивпл господь преподобного своего», «Возведите очи ваши…»Что ж ты, друг мой, думаешь? Ты все, как слепой содомлянпн, одно осязаешь. Всяка тлень есть то одно. Очувствуйся. Мертв ты. Привязался ты к твоему трупу, ни о чем сверх него не помышляя.
Одно, а не двое в себе видишь и, к сему прилепляясь, исполняешь пословицу: «Глуп, кто двоих насчитать не знает». Глядишь в зеркало, не думая про себя. Взираешь на тень, не помня яблони самой, смотришь на след, а не вздумаешь про льва, куда сей след ведет. Зеваешь на радугу, а не памятуешь о солнце, образуемом красками ее. Сие значпт: одно пустое в себе впдеть, а посему и не разуметь, и не знать себя, самого себя. Разуметь же — значпт сверх впдного предмета провидеть умом нечто пе- впдное, обетованное впдным: «Поклонитесь, и увидите…» Сие-то есть хранить, наблюдать, примечать, сиречь при известном понять безвестное, а с предстоящего, будто с высокой горы, умный луч, как праволучную стрелу в цель, метать в отдаленную тайность. Отсюда родилось слово
Афанасий. Ей!..
БЕСЕДА 2–Я. Нареченная Observatorium specula[294]
по–еврейски — СионАфанасий. Скажи мне, Григорий, для чего эллины назвали блаженство su&xiucma[295]
, сиречь благоразумие, а блаженного Јi>5atjia)v?Григорий. Ты ж мне скажи, для чего евреи назвали оное ж светом? Оно не солнце. «Воссияет вам, боящимся имени моего, солнце правды…» Малахия.
Афанасий. Не для того ли, что умное око, как свет и фонарь во тьме, предводительствует нам, когда блажепства ищем? А всякое сомнение и невежество есть тьма.
Яков. Умное око есть нам вождь во всех делах. Неужели хорошая скрпница и табакерка наречется у тебя свет и благоразумие?