Сочинения в двух томах

Долго ли тебе качаться по стихиям? О несчастный мертвец! Подними хоть мало погребенные твои мысли в гору, повыше стихийной тени, и узришь человека живого, неприступным светом блистающего. Тут мир твой, а не в твоем мятежном мире. Увидь со Авраамом и возрадуйся: «Авраам видел день мой и возрадовался».

Павел кричпт в один тон с вопиющим Исаиею: «Восстань, восстань, Сион! Облекись в крепость твою! Истряси прах п восстань!..»

Спи ангелы божпп высоким трубным гласом возбуждают спящих на земле п мертвых в сени стихийной, да воскреснут и узрят человека, выше облаков сидящего, и просветятся, как солнце.

Афанасий. Чудесная есть сия двоица трубачей.

JI о н г и н. Конечно, чудная. Они трубят не о земном каком-то человеке, но о том высоком муже, который отлучен от грешных и выше небес был: «И чудное имя его по всей земле».

Можно ли им во своей музыке разногласить? Их обоих труба есть согласна трубе святого Петра. «Во имя Иисуса Христа Назорея восстань и ходи! И беру его на правую руку, воздвигаю».

О, сколь прекрасное и согласное сих трубачей вос- кликновенпе: «И, вскочив, стал и ходил! И се исполнилась на нем трубача Захарпи проповедь: «Се муж! Восток имя ему»». «А венец будет терпящим и удобным ему и разумевшим его».

Иаков. Не Иезекппль ли воскрешает мертвецов на поле? «Поставил меня среди поля; оно же было полно костей». «Се я введу в вас дух жпвой!»

Что есть поле сне, если не мертвепность стихийная? В сию смерть погружены сердца наши. Спя есть земля Египетская и поле Танеос, сиречь поле пагубы, и поле мертвецов, и поле жажды, о коем Иоиль: «Скоты полевые воззрели к тебе, как посохли источники водные, и огонь поел красные пустыни. Воззрели к тебе, дающему скотам пищу…» Не мы ли скоты полевые, опустившие очи наши на подошву поля? Для чего не возводим очей к тому: «Все покорил ты под ноги свои — овец и волов всех, еще же и скот полевой».

Для чего не взираем к тому: «Я цвет полей (полевой) и крын удольный»? Для чего не имеем ни очей, ни ушей и не слышим Исапп? «Провел их сквозь бездну, как и коня сквозь пустыню, и не утрудились, и как скоты по полю, и сошел дух от господа, и наставил их. Так провел ты людей твоих, да сотворив тебе единому имя славное».

Восстань, о ленивый дремлюк! Возведи очи твои, о сидящий в темнице! Минуй и проходи пустую бездну п стену твоих стихий. Воззри хоть мало, о тяжкосердая и ползущая душа, к тому: «Се сей стоит за стеною нашей, проглядающий».

Подиимися от поля и, если имеешь уши, слушай самого его. «Отвечает брат мой и глаголет мне: восстань, приди, ближнее мое, доброе мое!» Не думаешь ли, что брат сей внизу и в стихиях? Поверь же, пожалуйста, ангелам вопиющим: «Нет здесь! Восстал!» Поднимайся же и ты на гору Галилею. Не ползай по полю, как скот. Воскло- нись и подними голову твою с Давидом: «Возвел очи мои в гору…»

Знай, что вовеки не утолят жажды твоей подлые стихии и будешь вовеки в пламени сем: «О! О! Бегите от земли! В Сион спасайтесь!» Слышь! Что вопиет Захария? А Давида не слышит ли ухо твое? Где прибежище? Вот где! «Горы высокие оленям». Каким же образом желает олень на источники вод, так желает душа моя к тебе.

Но знаешь ли истинного сего оленя? Вот он тебе: «Вскочив, стал и ходит, и войдет с ними в церковь». Что есть церковь, если не гора его святая?

Ермолай. Верно, что спи олени поднимаются к источникам, о которых Исайя: «Поищут воды, и не будет. Язык их от жажды иссохнет. Я господь бог, я услышу их, бог Израилев, и не оставлю их. Но отворю па горах реки и среди поля источники. Сотворю пустыню в лугах вод- пых и жаждущую землю во водотечи. Да узрят и уразумеют, п помыслят, п узнают вместе, что рука господняя сотворила сие все».

А что Захария к уразумению того же божественного мужа симп словами — 01 О! — возбуждает, видно из начала речи его, изреченной после откровения и видения его: «Воздвиг-де очи мои и видел. И се муж, и в руке его веревка землемерная».

Григорий. Захария то же самое трубит, что Иезе- кипль: «В тот день была на мне рука господня. И вела меня там. Во видении божием вела меня на землю Израи- леву и поставила меня на горе очень высокой».

Когда говорит: «В тот день…» — проповедует всера- достный день, и век господен, и мир первородный, все стихии превосходящий, о котором Даниил: «Тот переменяет времена и лета». Сие блаженное время есть наших времен окончание, а нового века начало по Даниилову слову: «Еще конец на (иное) время».

Сие пресветлое время и день господен нарицается у Иоиля: «День тьмы и бури, день облака и мглы».

В сих словах сопряжена есть истина и тень. День господен есть то свет, а наш — есть мгла, облако, буря и тьма. Сие есть то же, что «и был вечер, и было утро — день один». А когда говорит Иезекииль: «Вел меня там», тогда согласен ангелу, сидящему при гробе и глаголющему: «Там его узрите».

Когда же говорит: «Вел меня на землю Израилеву и поставил меня на горе высокой», тогда согласен с Иоилем: «Рай сладости— земля. перед лицом его».