Пресильный и прехитрый есть неприятель застарелое мнение. Трудно, по Евангелию, сего крепкого связать и расхитить сосуды его, когда раз он в сердце возродился. Но что слаще сего труда, возвращающего бесценный покой в сердце наше? Борися день от дня и выгоняй хотя по одному из нутра, поднимайся час от часу на гору храбро, величаясь с Давидом: «Не возвращусь, пока скончаются…» Се-то есть преславнейшая сечь содомо–гоморрская, от которой божественный победитель Авраам возвращается.
Григорий. Живые проживаем, друзья мои, жизнь нашу, да протекают безумные дни наши и минуты.
О всем нужном для течения дней наших промышляем, но первейшее попечение наше пусть будет о мире душевном, сиречь о жизни, здравии и спасении ее. Что нам пользы приобрести целой Вселенной владение, а душу потерять? Что ты в мире сыщешь столь дорогое и полезное, что б заменять отважился за душу твою? Ах, опасно ступаем, чтоб попасть нам войти в покой божий в праздник госпо- ден, по крайнейшей мере в субботу, если не в преблагос- ловенную суббот субботу и в праздников праздник.
Да получив шабаш, хотя от половпны горестнейших трудов увольнить возможем если не осла нашего, то душу пашу и достигнем если не в лето господнее приятное в седьмпжды седьмой или в пятидесятый с апостолами год, когда всеобщее людям и скотам увольнение бывает, то хотя несколько освободим бедную душу от тех трудов: «Доколе положу советы в душе моей, болезни в сердце моем». Глава в человеке всему — сердце человеческое. Отю-то есть самый точный в человеке человек, а прочее все околпца, как учит Иеремия: «Глубоко сердце человеку (паче всех) п человек есть, и кто познает его?» Внемли, пожалуй, глубоко сердце — человек есть… А что ж есть сердце, если не душа? Что есть душа, если не бездонная мыслей бездна? Что есть мысль, если не корень, семя и зерно всей нашей крайней плоти, крови, кожи и прочей наружности? Видишь, что человек, мир сердечный погубивший, погубил. свою главу и свой корень.
И не точный ли он орех, съеденный по зерну своему червями, ничего силы, кроме околицы, не имеющей. До сих-то бедняков господь с таким сожалением у Исаии говорит: «Приступите ко мне, погубившие сердце, сущие далеко от правды…» Мысль есть тайная в телесной нашей машине пружипа, глава и начало всего движения ее, а голове сей вся членов наружность, как обузданный скот, последует, а как пламень и река, так мысль никогда не почивает. Непрерывное стремление ее есть то желание. Огонь угасает, река останавливает, а невещественная и бесстпхийная мысль, носящая на себе грубую бренность, как рпзу мертвую, движение свое прекратить (хотя она в теле, хоть вне тела) никак не сродна ни на одно мгновение и продолжает равпомолнийное свое летанья стремление чрез неограниченные вечности, миллионы бесконечные.
Зачем же она стремится? Ищет своей сладости и покоя; покой же ее не в том, чтоб остановиться и протянуться, как мертвое тело — живой ее натуре или природе сие не сродно и чудно, но противное сему; она, будто в странствии находясь, ищет по мертвым стихиям своего сродства и, подлыми забавами не угасив, но пуще распалив свою жажду, тем стремительнее от растленной вещественной природы возносится к вышней господствен- ной натуре, к родному своему и безначальному началу, дабы сиянием его и огнем тайного зрения очистившись, освободиться от телесной земли и земляного тела. И спето есть взойти в покой божий, очиститься от всякого тления, сделать совершенно вольное стремление и беспрепятственное движение, вылетев из тесных вещества границ на свободу духа, как писано: «Поставил на пространное ноги мои… Извел меня в пространство… И поднял вас, как на крыльях орлих, и привел вас к себе». И сего- то Давид просит: «Кто мне даст крылья, как голубиные, и полечу, и почию…»
Ермолай. А где она находит сие безначальное начало и вышнее естество?
Григорий. Если прежде не сыщет внутри себя, без пользы искать будет в других местах. Но сие дело есть совершенных сердцем, а нам должно обучаться букварю сей преблагословенной субботы или покоя.
Ермолай. Победить апокалиптического змия и страшного того зубами зверя, который у пророка Даниила все–на–все пожирает, остаток ногами попирая, есть дело тех героев, которых бог в «Книге Чисел» велит Мой- сею вписать в нетленный свой список для войны, минуя жен и детей, не могущих умножить число святых божипх мужей, не от крови, не от похоти плотской, не от похоти мужской, но от бога рожденных, как написано: «Не соберу соборов их от кровей…» Те одни почивают с богом от всех дел своих, а для нас, немощных, и той благодати божией довольно, если можем дать баталию с маленькими бесиками: часто один крошечный душок демонский страшный бунт и горький мятеж, как пожар душу жгущий взбуряет в сердце [339]
.